Вернусь к Зое. Ей 21 января исполнилось тринадцать. В спортзале мы всем классом подбрасываем ее 13 раз и все, словно по команде, убираем руки, одинаково подумав: «И без меня опустят на пол». Зоя, естественно, лишенная поддержки, падает на пол, ударившись спиной, и не дышит несколько секунд. Стоим над ней, решив, что убили. Но она задышала и, слава Богу, все обошлось.
Валера
Но вскоре произошла действительно непоправимая трагедия – застрелился мальчик из нашего класса. В воскресенье вечером играли, толкаясь, на горке, катались, бегали вместе с ним, к ночи разошлись по домам. А Валера пошел к конторе, на стене которой висел почтовый ящик, снял его, вытряхнул письма и стал читать при свете фонаря на столбе. За этим занятием его и застал физрук школы, Юрий Павлович, пообещав сообщить о поступке мальчика на школьной линейке в понедельник.
Валера побрел домой. Сняв со стены в кладовой ружье 16 калибра, зарядил крупной дробью и направился к берегу реки, где стояла их баня. Сев на лавку протопленной с субботы бани, разулся, прижал ствол к грудной клетке и, нащупав пальцем ноги курок, спустил его.
Анатомию мы еще не проходили. Но он попал в сердце, разорвав его дробью на мелкие кусочки. Лежит, похожий на восковую куклу, ни кровинки в лице. Мы стоим около гроба, вокруг – лапки еловой хвои. Боясь вдыхать воздух с запахом смерти, прячу нос в шерстяной платок. Не верится…
Помнится его ранимость. Получив двойку, побледневший, с синими губами, сжав кулаки, он направляется к своей парте-камчатке, где сидит в одиночестве.
Однажды, в классе четвертом, на перемене он крутил на нитке пуговицу (была такая игра), а мы, стайка девчонок, стояли рядом. Пуговица сорвалась и угодила в мой сапог.
– Отдай пуговицу, – сурово обращается он ко мне.
Не знаю, почему, но я замотала отрицательно головой и, даже не успев произнести слова, моментально получила от него кулаком в нос. Из носа брызнула кровь, меня увели в учительскую и уложили на диван.
На следующий день узнала, что после уроков ребята устроили ему «темную». Наверное, это ужасно, когда тебе набрасывают сзади на голову куртку и бьют, причем, неизвестно кто. Это стыдно, обидно, должно быть. Что мне стоило тут же вернуть ему злосчастную пуговицу? Но ведь вредная какая! Ждала вежливой просьбы, а не грубого приказа…
Бедный, бедный мальчик. Конечно, ему нужна была помощь взрослых, а мы, дети, ничего не понимая в психологии, жестоки, мы чураемся таких детей, не любим их и от этого еще больше обижаем. Какой-то замкнутый круг. Валера не нашел выхода из него.
Уже учась в городе, приезжаю на каникулы. Его мама, Лидия Арсентьевна, заходит к нам с угощением – творогом, сметаной. Молчаливо сидит, глядя в мою сторону и, вероятно, думая о своем мальчике, тихо переговариваясь с моей мамой. От ее взгляда тягостное состояние, похожее на чувство вины: я живу, радуюсь, а Валерки нет. Разве это уместно? – Стыдно радоваться, когда рядом такая утрата. Почему-то хочется