В школьные годы, во времена первых «пробных» влюбленностей моя застенчивость достигала своих крайних проявлений. Я погружался в состояния, близкие к обмороку, терял способность говорить, сосредотачиваться, на грудь как будто сваливался булыжник, не дававший сделать ни вдоха, ни выдоха… Помнится, я полгода готовился подойти к темноволосой голубоглазой девочке по имени Нелли, тысячу раз репетировал свой подход к ней перед зеркалом, тысячу раз представлял этот момент мысленно, тысячу раз, увидев ее, направлялся к ней, но на полпути останавливался и возвращался назад к смеющимся друзьям. Да! Друзья были беспощадны. Я уже жалел, что рассказал им о своих чувствах и намерениях по отношению к Нелли. Они говорили мне каждый день: «Ну, сегодня подойдешь? Или опять?»
Я так и не подошел. И не подошел бы, видимо, никогда, но один из друзей вдруг вызвался… стать посредником. Я начал протестовать, но потом предположил, что другу не хватит смелости исполнить роль сводника. Но другу смелости хватило, и уже на следующей перемене я увидел мираж: прямо на меня шли как сквозь туман мой друг (он улыбался хитро и пытался мне подмигивать) и Нелли. Нелли тоже смотрела прямо на меня, улыбаясь открыто и светло, хлопая своими длинными ресницами… И она остановилась, подойдя ко мне вплотную, сияющая и сказочная, как ожившая иллюстрация… Друга уже и след простыл… Я остался с ней один на один… Я открыл рот… да так и застыл, словно остекленел… Из горла вырывались невнятные хриплые звуки, я пытался вспомнить хоть одну репетицию…
– Привет! Ты хотел со мной поговорить? – от ее волшебного голоса меня заморозило окончательно и бесповоротно. Сколько я так простоял с открытым ртом? Не знаю. Она честно пыталась вытянуть из меня хоть слово, о чем-то спрашивала, я видел, как сначала ей было любопытно и весело оттого, что какой-то парень стоит и мычит, не в силах сказать и слова, а потом ей стало скучно, и она ушла, бросив:
– Ну, когда вспомнишь, что сказать хотел, подходи.
Я сдуру рассказал всё это друзьям. Надо ли говорить, сколько они смеялись и прикалывались надо мной в тот день, и сколько еще вспоминали об этом после?
Однако, взрослея, я стал потихоньку приручать свою застенчивость. В училище – до армии – я снова был влюблен. Ее звали Кристина…
Поначалу это тоже было из той серии, когда при виде объекта пропадает дар речи, теряется способность мыслить и всё вокруг просто перестает существовать. Я ничего не видел, кроме больших сиреневых глаз (влюбленность так же способствует прогрессирующему дальтонизму) и золотых вьющихся волос. Но всё же я был уже не школьник, и мне, в конце концов, как-то удалось перебороть свой страх, и я… подружился с этой девушкой. Она с удовольствием позволяла мне писать за нее курсовые работы и рефераты, принимала от меня какие-то подарки, иногда мы даже вместе ходили в кино и на выставки. Но ни разу я не сделал ни малейшей попытки сблизиться с ней, и никогда ни слова не говорил о своих