Родители жены здоровы и живут долго. Мои родители тоже были крепкими. Ни в одном поколении не было серьезных болезней. Мы растим восемь здоровых, чистых наследников общества – разве это не заслуживает уважения? Но даже если общество нас не ценит, факт остается фактом: мы воспитываем будущих подданных. Разве это не повод для гордости?..
В таком духе я вещал гостям прошлым вечером, бодро уложился спать – а утром неожиданное «опять проблемы» вышибло из меня весь пыл. Я машинально умылся, чистил зубы, как во сне.
На улице дул холодный северо-восточный ветер, небо хмурилось. Из огромной трубы Томиокаской прядильной фабрики валил черный дым, затягивая небо Фукагавы. Зрелище впечатляющее, но неприятное.
Рожать много детей – высокая цель, но «много детей – родителям худо» – закон природы. С этими мыслями я вернулся на кухню.
За столом собрались все девять. Никакого порядка – кто где сел, кто чью чашку взял. Старшие помогают младшим. Те, кто ближе к кастрюле, наливают суп, кто к рису – кладут порции. Свобода и естественность. Жена, хлопоча над детьми, все еще не оправилась от утреннего удара. За столом было тише обычного – потому что родители молчали.
– Учитель сказал, что второго числа следующего месяца будет концерт, – заговорила Умэко. – Раз в семь лет его проводит сам великий мастер. Нам с сестрами нужно участвовать…
Умэко понимала наше состояние и не настаивала, хотя очень хотела пойти. Все молчали. Мы с женой переживали.
– Ну что ж… Что-нибудь красивое как-нибудь да найдем, пусть двое едут, – наконец сказал я.
Мне было стыдно перед детьми. Да и вообще, когда мы могли доставить им радость? Я не мог сказать «нет».
Жена тоже не решалась возразить. Не могла она и согласиться.
– Тогда пусть Умэко наденет моё кимоно! – предложила старшая дочь.
– Нет, я не хочу в чужой одежде! – запротестовала Умэко.
– Тогда пусть Акико идет одна, у нее же есть кимоно.
Дети, казалось, не заметили нашей грусти, и разговор перешел на известных исполнителей. Я старался поддержать беседу, чтобы отвлечься от утренних мыслей. Но ни мое настроение, ни лицо жены не прояснились.
Пришел работник с фермы: одна из телок не встает. Сердце сжалось, будто иглой ткнули.
– Беда не приходит одна… – пробормотал я и пошел в коровник.
У телки был жар, дрожь в бедрах, тусклая шерсть, глаза мутные. С первого взгляда я понял: шансов нет.
Ветеринар подтвердил худшие опасения. Через три дня телка пала. А потом, через месяц, еще одна. Еще через месяц – третья. Удар за ударом – будто раны на и без того больном теле.
Когда работники увезли третью тушу на переработку, жена сказала с тревогой:
– Почему так не везет? Может, дело в ориентации дома?
– Вздор! У всех бывают черные полосы.
Но в глубине души я боялся: