взгляд и тут же уставилась в бумагу, которую держала в руке. На листе
аббатиса написала жирными буквами: "М. Жак Луи Давид, художник". Ниже стоял
адрес в Париже. Мирей не знала, что у Валентины есть крестный.
– Как я понимаю, – продолжала настоятельница, – когда узнают, что я
закрыла аббатство, кое-кто во Франции будет этим недоволен. Многие из нас
окажутся в опасности, особенно из-за таких людей, как епископ Отенский,
который захочет выяснить, что за предметы мы извлекли из стен аббатства и
унесли с собой. Ведь следы нашей работы нельзя скрыть полностью. Возможно,
некоторых женщин узнают и найдут. Эти сестры будут вынуждены бежать.
Потому-то я решила, что восемь из вас будут не только хранить свои фигуры,
по одной на каждую, но и примут фигуры от других сестер, если тем придется
спасаться бегством, или получат от них указания, где эти фигуры спрятаны.
Валентина, ты станешь одной из этих восьми.
– Я! – ахнула девушка. В горле у нее внезапно пересохло. – Но,
преподобная матушка, я не… я не могу…
– Ты хочешь сказать, что не слишком-то ответственна? – улыбнулась
аббатиса, хотя глаза ее оставались грустными. – Я знаю об этом, но полагаюсь
на твою здравомыслящую кузину. Когда я отбирала восемь сестер для особой
миссии, я исходила не из ваших способностей, но из стратегического
положения, выпавшего на долю каждой из вас. Твой крестный отец, Жак Луи
Давид, живет в Париже, самом сердце Франции и шахматной столице. Как
известный художник, он поддерживает дружбу со знатью и пользуется уважением
среди людей благородного происхождения. Он также является членом
Национального собрания, поскольку некоторые считают его пламенным
революционером. Я верю, что благодаря занимаемому положению он сможет в
случае нужды защитить вас обеих. И я достаточно заплачу ему за вашу
безопасность, чтобы он приложил к тому все усилия.
Преподобная мать внимательно посмотрела на девушек.
– Это не просьба, Валентина, – строго сказала аббатиса. – Ваши сестры
могут оказаться в беде, а вы сможете помочь им. Я дам ваши имена и адрес
тем, кто уже отправился по домам. Вы же поедете в Париж и сделаете все, как
я говорю. Вам по пятнадцать лет – в таком возрасте уже надо понимать, что в
жизни существуют вещи более важные, чем удовлетворение ваших сиюминутных
желаний.
Аббатиса говорила суровым тоном, но лицо ее светилось добротой – как
всегда, когда она смотрела на Валентину.
– Кроме того, Париж – это не самый суровый приговор, – добавила
настоятельница.
Валентина улыбнулась ей.
– Нет, преподобная матушка, – согласилась она. – Там есть опера,
возможно, будут балы, и говорят, что дамы носят очень красивые платья.
Мирей снова ткнула ее в бок.
– То