Как я.
Как он.
Я нашла карточку.
Плотная бумага – не из цветочного магазина.
Шрифт – не типографика.
Почерк.
Мужской.
Уверенный, но без давления.
Стиль того, кто не доказывает.
Просто пишет: «Это было неожиданно приятно. Не люблю, когда женщины уходят. Но тебе – простил. Пока.»
Я закрыла дверь.
Осталась – с цветами в руках и холодом вдоль позвоночника, как будто что-то уже началось, и я не знаю – в каком жанре.
Прислонилась к двери.
Смотрела на орхидеи.
И впервые за долгое время – улыбнулась.
Только губами.
Потому что внутри была та самая тишина, которая не имеет отношения к покою. Скорее – к напряжению перед грозой, к новому уровню игры, к ощущению, что я стала кем-то, чью спину уже изучают.
Целиком.
С прицелом.
Я знала: ничего хорошего из этого не выйдет. Потому что такие букеты не присылают, чтобы сделать комплимент.
Их дарят – как шаг в захват: мягкий, выверенный, без шума, но с закрытой дверью за спиной.
Он простил. Пока. И именно это «пока» было самой дорогой частью букета.
Я поставила цветы в раковину – всё равно хотела, чтобы они дожили до вечера. И вдруг поняла: я хотела, чтобы он ещё раз что-то прислал. И одновременно – чтобы больше никогда.
Энн зашла в номер – как всегда: слишком громко для утра и слишком красиво для гостиничного халата. У неё был вид женщины, которая либо уже влюблена, либо только что кого-то отшила – а в её случае это, скорее всего, происходило одновременно.
– Кейт! – позвала она, а потом прищурилась, заметив меня у окна. – Ух ты. Кто умер?
Я не ответила сразу.
Просто стояла, прислонённая плечом к стеклу, и смотрела, как в раковине медленно оседают лепестки.
Фиолетовые.
Белые.
Чёрные.
Цветы, которые даже во сне не принесут покоя.
Энн бросила взгляд на букет.
Подошла.
Склонилась – почти уважительно.
– Это не розы, – заметила она. – И не я тебе их подарила. Хотя могла бы. Кто?
Я всё ещё молчала.
Потому что иногда, чтобы не соврать, нужно сначала успокоить собственную кожу.
Я повернулась к ней. Медленно.
Губы были сухими.
Сердце – нет.
Я посмотрела ей в глаза. И сказала:
– Ты когда-нибудь получала цветы, от которых хочется закрыть глаза… и спрятаться?
Энн остановилась.
Даже дыхание у неё изменилось. Потому что вопрос был не про букет.
Он был про страх – страх, который пахнет орхидеями и почерком мужчины, чьё «пока» звучало как предупреждение.
Она села на край кровати.
Я осталась стоять.
– Кейт…
– Я не жалуюсь.
– Я не спрашиваю. Я просто… ты боишься?
Я вздохнула.
Всё внутри меня хотело сказать: нет.
Но – напряжена была шея.
И плечи.
И запястья, которыми я обнимала себя – без причины.
– Нет, –