Костя так увлёкся своим рассказом, что не заметил, как свернувшись клубочком, Лиленька уснула. Потом она призналась мужу, что ей просто было скучно.
Он разочаровался в супруге, хотя влюбился с первого взгляда в эту миловидную, светлоглазую принцессу. В начале знакомства они беседовали о погоде, светских новостях и ему было с ней хорошо. А потом он понял – говорить им больше и не о чем.
Костя отстранился от жены: больше не предлагал ей читать свои или чужие сочинения, обсуждать философские темы, и не мешал ей жить в её лёгком мирке нарядов и развлечений.
Фёдор Михайлович говорил ему, что требовать от человека того, что ему не дано, нельзя. И Костя не требовал. "Легко Достоевскому рассуждать – у самого жена рукописи переписывает", – завидовал он.
Лиленька только верная жена и любящая мать. Что ж, этого довольно.
Зато про свою жизнь он расскажет своему дневнику.
Костя вошёл в кабинет. Одна из его дневниковых тетрадей пряталась в потайном ящичке письменного стола, а все другие, за прошлые годы хранились в замаскированном под книжный шкаф сейфе, с известным только ему одному шифром.
Он сел за стол, и, пошарив рукой под столешницей, надавил пальцем небольшой выступ. Тут же отскочила маленькая деревянная полочка: в ней лежала чёрная тетрадь с крохотным замочком. Костя вставил в замок тонкий ключик, чуть повернул его, и тетрадь раскрылась.
Он обмакнул перо в чернила и вывел завитушки букв:
"25 мая. Вторник.
К нам приезжал Ники. Мы много болтали, пили кофе, повозились с детьми и любовались на младенца Олега. Жена после родов ещё слаба, и не выходит. Затем мы говорили с ним в моей chambre cekrete*. Ники расспрашивал меня о немецком социалисте Карле Марксе, и я рассказал ему то немногое, что мне о нём известно. Признаюсь, их взгляды мне симпатичны: в идеях свободы, равенства и братства я вижу заветы Христа. Разумеется, никого нельзя судить, но, как и Достоевский я уверен – это люди одержимые. Хотя как можно не стать одержимым, видя все грехи мира сего? Всё это я так же высказал Ники.
Похоже, что вскоре только мы одни и останемся верны своему царю". Немного помедлив, Костя приписал – И даже тогда, когда он уже сам не будет себе верен".
* "Потайной комнате" – перевод с франц. языка.
Глава VI
От Варшавского вокзала столицы отправлялся вечерний поезд в Женеву: за шторами окон начал таять пейзаж окраин темнеющего Питера.
Плотный лысоватый господин и хрупкая блондинка сидели друг напротив друга одни. На столике уже дымился горячий чай и томились булочки от Филиппова, – взглянув на них, дама усмехнулась. Господин тут же отложил свою газету:
– Надюша, а я знаю, о чём ты сейчас подумала.
– Да, Володя, скажи, о чём же?
– А может за хребтом Кавказа спасёмся мы от всевидящего взора каких-то там очей, как у Лермонтова, да? – усмехнулся он.
– Володя, ты читаешь мои мысли.
– Да ещё как! – хитро подмигнул