Красный волк. Ветер с востока. Мира Армант

смог выделить его глаз в однообразном пейзаже с дрожащим в адском мареве горизонтом. Шаг за шагом дюна приближалась, но идти становилось все тяжелее. На каждую ногу, словно повесили мельничный жернов. Руки предательски задрожали. На губах образовалась жесткая корка, а язык превратился в кусок шагреневой кожи. «Воды!» – кричало его сознание, но с губ не сходило ни звука. Казалось, прошли годы, пока он доплелся до подножия дюны и стал, помогая себе руками карабкаться вверх. «Зачем я на неё поднимаюсь?» – спрашивал он себя и не находил ответа. «Я не смогу. Я не поднимусь.» – осознал он, но попыток не оставил. Внезапно, рука провалилась, и он упал лицом в песок, который заскользил под ним, увлекая его вниз к подножию. Дюна волочила его, переворачивая, заламывая руки и выворачивая шею. Песок проникал в рот, нос и уши. Наконец, падение прекратилось. Тьма накрыла его, и в этой тьме он слышал, как струятся вокруг него песчинки. На мгновение показалось, что темнота – это спасение от испепеляющего солнца, но невозможность вдохнуть грозила мучительной смертью. Панический ужас заставил его руки и ноги расталкивать и разгребать песок.

      Силы быстро оставляли его, движения замедлялись, сознание угасало. Еще раз он попробовал двинуть рукой, но не смог. Тьма поглотила, песок удушил, но сердце еще билось, и его удары, замедляясь, звучали в ушах…

      Стремительный поток воздуха ворвался в грудь, приводя его в чувство. Он распахнул глаза.

      В доме Авака царила успокаивающая тишина. В лунном свете он разглядел спину спящего на соседней койке Оливера. Лишь Чикуца, что-то почувствовав, пристально и тревожно смотрел на него из угла комнаты. Он провел ладонью по лицу, прогоняя ночной кошмар, и виновато прошептал псу: «Спи. Все нормально. Просто кошмар. Спи.»

      Чикуца шумно вздохнул, положил голову на лапы, но взгляда внимательных глаз от Льенара не отвел.

      Глава XVI. Вор – кухмистер

      Проснувшись от далекого позвякивания посуды, Льенар долго лежал не открывая глаз и прислушивался к окружавшим его звукам, к ощущениям от крестьянской постели, приглядывался к свету, прыгающему по закрытым векам.

      Окружавший мир проникал в него, казалось, растворялся в нем своей умиротворенностью, теплом, уютом дома, размеренной ленивой безмятежностью. Сама реальность вплетала его в себя, как ткач пропускает нить через будущую ткань, когда она встает на свое место и становится частью чего-то большего. «Я – Аман, – всплыла в его голове мысль, будто произнесенная чужим голосом, – Аман – это я! Я – Бог, я – Мир. Так вот о чем мне здесь говорили! Бог повсюду и во всем! Прорастает, как корни дерева через благодатную почву, как вода проникает повсюду, как воздух вдыхаемый и выдыхаемый мной, а через мгновение попадающий в еще чью-то грудь».

      Когда он открыл глаза, то первое, что он увидел был взгляд Чикуцы, сидящего у его ног и тихо ожидающего его пробуждения.

      – Привет, псина! – сказал Льенар, и пес, радостно взвизгнув, забил своим рыжим хвостом о доски пола.

      Оливер хозяйничал на кухне, умело орудуя ножом, он разделывал тушку козленка, нарезая мясо аккуратными небольшими кубиками