Коріолан, считая консульство заслуженной наградой за свои услуги, полагал, что сможет получить эту должность, которую так хорошо заслужил; но чаша славы опьянила Марция: забыв, что его скромность удвоила блеск его первых подвигов, он показался в Риме таким же гордым, каким был скромным в армии. Свобода требует, чтобы магистраты были популярны; обычай требовал, чтобы кандидаты в консулы просили голосов у своих сограждан. Даже существовали люди, называемые номенклаторами, которые говорили кандидатам имена граждан, которых они встречали, чтобы те могли обратиться к ним. Народ был благосклонно настроен к Коріолану, но в день выборов этот гордый воин показался окружённым таким количеством патрициев, он выказал такую надменность, что казалось, будто он скорее приказывает, чем просит. Толпа, возмущённая этой arrogance, внезапно перешла от любви к ненависти; она избрала консулами М. Минуция и А. Семпрония.
Гордость Коріолана не смогла вынести этого отказа, который он считал оскорблением. Всякий честолюбец должен привыкнуть к бурям народного океана, успокаивать их, а не разжигать их ярость, и завоевывать благосклонность, которую нельзя принудить.
Характер Марция был непреклонен; далёкий от того, чтобы щадить народ, его гнев разразился без меры: В то же время депутаты, отправленные в Сицилию, привезли множество кораблей, гружёных зерном. Король Сиракуз дал часть зерна римлянам; другая часть была куплена депутатами.
Распределение этого зерна стало предметом большого спора в сенате. Наиболее мудрые советовали раздать бедным зерно, подаренное королём, а остальное продать по низкой цене; другие хотели, чтобы всё было продано, чтобы обогатить государственную казну.
«Если народ хочет раздач, как в прежние времена, – сказал Кориолан, – пусть он уважает нас и перестанет узурпировать наши древние привилегии. По какому праву он ожидает милостей от тех, кого оскорбляет? Я никогда не привыкну к наглости этих новых магистратов, которые порабощают нас, и не могу терпеть, чтобы ползать, как раб, у ног плебея, у ног Сициния, столь же ненавистного и презренного, как Тарквинии, чью гордость мы наказали. Пусть он удалится, если хочет, на Священную гору со своей толпой; я сам открою ему путь. Он жалуется на голод; его мятеж – единственная причина этого, ведь, предпочитая смуту труду, он оставил свои земли невозделанными. Никакой жалости к этим бунтовщикам! Только крайнее несчастье может вернуть их к благоразумию.»
Трибуны присутствовали на этом заседании; народ, извещённый ими о яростной выходке Кориолана, пришёл в ярость и хотел силой ворваться в сенат. Трибунам удалось доказать ему, что его гнев должен быть направлен только против одного Кориолана: послали ликторов, чтобы привести его; он оскорбил их и вышел из сената. Эдилы хотели его арестовать; патриции пришли ему на помощь; началась свалка, столкновение, трибунов оттеснили, эдилов избили. Ночь положила конец беспорядку.
Следующие