– Ты собираешься вынимать стрелу? Или боишься, что я шевельнусь?
– Может, я хочу посмотреть, как ты корчишься от боли.
– Это не доставляет тебе удовольствия. – Теперь он серьезен. – Так же, как и мне.
– Тебя не радует насилие? – Я поднимаю брови. В это слишком трудно поверить.
– Я понимаю, почему ты становишься на моем пути, – мягко говорит Смерть, игнорируя мой вопрос. – Мы похожи в одном отношении, очень важном.
Теперь он решил, что мы похожи? С каждой секундой разговор становится все более безумным.
– Долг есть долг, – продолжает Смерть, слегка откинувшись назад. – Но, отвечая на твой предыдущий вопрос: нет, меня это не радует.
Проходят часы, и свет меркнет. Трудно что-то разглядеть в темноте, и от этого я начинаю изрядно нервничать. Я почти уверена, что почувствую, если Смерть сумеет освободиться, но это не абсолютная уверенность – чтобы знать наверняка, мне пришлось бы подобраться к нему ближе, а это рискованно.
– Мне это нравится, – признается Танатос, нарушая молчание.
Голос у него ну прямо бархатный, такой должен бы успокаивать. Вместо этого у меня учащается пульс из-за детского страха перед этим существом.
– Тебе нравится что? – недоверчиво уточняю я, пытаясь контролировать голос.
– Сидеть с тобой. Говорить с тобой. В кои-то веки не сражаться, – охотно отвечает Танатос. И, помолчав, добавляет: – Наши сражения… мериться с тобой силами приятно, это освежает и бодрит, но, увы… словом, теперь ты знаешь, что2 я чувствую, причиняя тебе боль. Говорить с тобой – совсем иное, это занятно.
От этих слов мой страх меняет очертания. В памяти всплывают обрывочные мысли и даже мечты, что забредали в последние месяцы в мою голову. Те, в которых Смерть не враг мне, в которых он смотрит на меня и касается меня совсем по-другому…
Видно, я повредилась умом.
Я прочищаю горло.
– Не говори так.
– Почему? – удивляется Смерть.
Я тру глаза.
– Потому что.
Потому что тогда ты начинаешь мне нравиться, а даже сама эта идея абсолютна ужасна.
В амбаре жутко тихо, это вгоняет меня в депрессию, и почему-то хочется увидеть лицо всадника.
Он прав. Есть что-то занятное в том, чтобы сидеть здесь и болтать с… угрозой.
– Мы схожи и в другом отношении, тоже очень важном, – произносит он после паузы.
И в чем же это? Вопрос готов сорваться с языка, но я не позволяю себе задать его.
А Смерть так и не дает объяснения.
К середине ночи становится ясно, что я влипла по самое не могу.
Я замерзла, ужасно хочу есть, пить и в туалет. И, что хуже всего, я устала. Ведь я совсем выбилась из сил, гоняясь за этим типом по всей стране.
Я зеваю в пятый раз. Или в шестой?
– Лучше тебе не засыпать, кисмет, – подает Смерть голос из темноты. – Тогда я нанесу удар.
– Лучше тебе не двигаться, всадник. Тогда я выстрелю.
Слышу его смех, низкий и почти сексуальный. От этого звука у меня в животе что-то сжимается.
– Что значит