Я могла бы держать его в плену.
Проще было бы, наверное, оседлать ураган.
Невозможно остановить силу природы, но это не обескураживает меня. Ну, потому что, кто знает, вдруг у меня получится?
Есть только один способ проверить.
Смерть приходит в себя на полу заброшенного амбара. Здесь пахнет плесенью и мокрой псиной. О, и благовониями – конь Смерти тоже тут, решил к нам присоединиться. Ароматы, надо признать, довольно неплохо забивают здешнюю вонь.
Я сижу скрестив ноги по-турецки перед Танатосом, все тело до сих пор ноет после того, как я, выбиваясь из сил, притащила сюда громадного крылатого мужчину.
Пока я смотрю на всадника, его веки начинают дрожать, и он моргает. Это какая-то невероятная магия – странно видеть, как Танатос восстает из мертвых. Еще удивительнее было наблюдать, как с моей одежды исчезает его кровь, а доспехи – я оставила их там, под переходом – вновь появляются на его теле.
Взгляд его сразу же находит меня.
– Лазария. – И вдруг он улыбается, как будто не может противиться этому желанию. И это так поразительно, что у меня трепещет сердце. – Чему я обязан столь неожиданным удовольствием?
Всадник – он лежит на боку – хочет поднять руку, но я связала его веревкой, на которой обычно сушу белье. Не самая прочная штука, но я постаралась замотать его туго.
Он смотрит на связанные руки и ноги, и улыбка медленно сползает с его лица.
– Ты сшибла меня на землю, – вспоминает он.
Я стараюсь не кривиться при воспоминании о своем неуклюжем прыжке.
Всадник поднимает на меня глаза.
– А потом ты меня зарезала. – В его голосе возмущение. – А теперь…
Он изучает путы.
– Ты мой пленник, – сообщаю я, пока он кое-как принимает сидячее положение. При этом его крылья делают взмах.
Смерть вздергивает бровь.
– Я твой… – и вдруг он фыркает, – …пленник?
Он смакует слово, и все это его явно веселит – а я уже, кажется, готова снова ткнуть его ножом. Ну, понимаете, просто чтобы напомнить, какая у нас расстановка сил.
Всадник запрокидывает голову назад, убирая упавшую на лицо прядь, и у меня от этого неожиданного движения выплескивается в кровь адреналин.
Танатос это замечает, и что же? Он снова усмехается и цокает языком.
– У тебя никогда ничего не получится, кисмет. Как ты собираешься меня контролировать, если каждое мое движение пугает тебя?
Прищурившись, я с вызовом смотрю на него.
– А будет так, – медленно произношу я. – Мы останемся здесь, вместе, и если ты хоть дернешься, чтобы удрать, я пристрелю тебя.
– Насколько я понимаю, это ловушка. – Кажется, он ничуть не встревожен и не чувствует себя побежденным. Он держится совсем не так, как держался бы любой на его месте. Нет, он, представьте, развлекается.
Подонок.
– Что же ты собираешься со мной делать? – спрашивает он, окидывая меня взглядом. И почему-то под этим оценивающим взглядом к моим