Когда приходит покаяние. Всем насельницам Горицкого Воскресенского монастыря, убитым и замученным в разное время, посвящается. Татьяна Васса

составлявшими с извлекомым единое целое. Потом всё это подносилось к таким же изящным розовым устам и исчезало за ними в полной тишине и покое. Даже жевал Семён, как-то красиво двигая скулами. Уж и не стоит говорить о том, как бывший семинарист орудовал столовыми приборами. Они мелькали в его руках, как сабли в руках джигита. Но по-странности мелькали медленно. Как сия странность происходила, никто не мог объяснить. Ни малейшего стука и звона, одно только серебряное мелькание и аромат еды. Даже салфетку закладывал Семён так, будто облачался в королевскую мантию. Еда была для Семёна святыней, стол – алтарём, а всё прочее – элементами служения и поклонения – наверное, так бы сказал или подумал старчик, давно уже съехавший в неизвестном направлении из дворницкой купчихи Куприяновой.

      – А переезжай-ка ты пока к нам с маменькой. Что тебе твой дом содержать. Он велик. Наступает зима, дров требует. А это – лишние расходы, – предложил Фёдор, когда его товарищ уничтожил и выпил всё принесённое.

      – Хорошая мысль, однако. Но вот дом-то без отопления недолго простоит. Разве жильцов пустить?

      – Жильцов пустить – мысль хорошая. Есть у меня на примете семейство. Хочет в городе пожить зиму. Дом у них в сельце непригоден. Хорошее семейство, чистое, аккуратное.

      – Ну, пожалуй, давай так и сделаем, – радостно ответил Семён в предвкушении лёгких денег, всегда беззастенчиво пользующийся расположением и привязанностью своего товарища.

      Фёдор был на седьмом небе от счастья. Его нежный друг будет с ним жить под одной крышей! То, что ему получится уговорить маменьку, он не сомневался. Его мать уже оставила свои посудомойные труды, полностью доверившись жалованию сына, и зависела от него в материальном смысле целиком и полностью. Фёдор один тянул и мать, и сестрёнку, и весь дом.

      Благо, что его поварской талант позволял получать хорошие доходы, и семья ни в чём не нуждалась.

      9.

      Из кабака товарищи направились домой к Фёдору.

      – Вот, мама, Семён поживёт у нас пока? – сказал Фёдор, отряхиваясь в сенях сам, и, помогая, стряхнуть снег с пальто Семёна.

      – Ладно. Пусть живёт, – сдержанно ответила та, и, повернувшись спиной к пришедшим, вошла в избу. Товарищи вошли за ней.

      – Ты не смотри, что она будто недовольна. Это – характер такой. Вот, сюда проходи. Здесь, у нас, комнатка небольшая, но чистенькая. Располагайся.

      Семён оглядел комнату. Она и впрямь была именно чистенькой. Окошко закрывали весёлые занавески из набивного ситчика. Обои на стенах были кремовыми с мелкими розовыми цветочками. Часть русской печи, которая приходилась на эту комнату была аккуратно побелена. Металлическая кровать с кружевным подзором и боковинками была не мала и не велика, а как раз такого размера, чтобы свободно спать одному человеку. Рядом с кроватью стоял столик, накрытый вышитой льняной скатёркой. У двери были вбиты гвозди с тремя деревянными вешалками на них. Два табурета размещались подле столика,