На самом деле, я думаю, татары хотели вывести врагов из равновесия. И это правда, ожидание сводило осажденных с ума.
Первые воинственные песни донеслись до нас лишь спустя два дня. Мы слышали слаженные, очень низкие голоса, горловые звуки почти без модуляций. Они немного напоминали песнопения наших монахов, однако пробуждали лишь животную, дикую силу.
Вооруженные пиками пешие воины подбежали к всадникам и запрыгнули на крупы лошадей. Наших солдат напугали эти пары воинов на одном коне. Уже не разглядеть было человеческих фигур, они напоминали демонов о двух телах, и их были сотни. Перед такой ордой защита Каффы казалась ненадежной. Со времени последней осады укрепления местами были усилены. Генуя прислала корабли, груженные камнем. В самых уязвимых местах толщину стен увеличили вдвое, ворота укрепили аркбутанами.
Помимо солдат, население Каффы состояло из торговцев, наемников и толпы авантюристов со всех уголков Европы и Азии, решивших обогатиться на Шелковом пути. Там были греки, латиняне, евреи, армяне, турки. Как только стало известно о передвижениях войск на границах Золотой Орды, вся эта толпа немедленно принялась за работы по укреплению цитадели, и в сердцах этих чужих друг другу людей возникло чувство единства. Выковалось братство. Под песни воинов женщины разожгли огонь под медными котлами на вершинах башен, масло закипало, и все были готовы сражаться.
Зазвонил монастырский колокол. Настал час ежедневного собрания монахов. Приор ушел к себе, чтобы надеть скапулярий и составить распорядок дня. Антонен остался наедине с ризничим. Старик, не произнося ни слова, пристально смотрел на него. Внезапно его рука поднялась и указала на герб ордена, высеченный над дверью, – геральдический щит в цветах ордена: белая туника и черный плащ. Его венчала надпись красными буквами: VERITAS[9].
Палец ризничего указывал прямо на нее. Он поднес к ней зажженную свечу и медленно провел ею вдоль девиза, выбитого на камне. Каждая буква, которую он освещал, словно загоралась огнем и железом выжигала в плоти Антонена это слово – “правда”. По мере того как свеча в руке ризничего двигалась вдоль стены, он испил полную чашу стыда за свое предательство.
Вернулся приор.
Ризничий снова поставил свечу рядом со столиком для письма. Антонен развернул чистый пергамент. Бледность монаха встревожила приора, и он накинул ему на плечи одеяло.
– Ты холодный, как лед, возвращайся к себе в келью и отдохни.
– Святой отец, можно я вернусь после вечерни? – спросил Антонен.
– Зачем?
– Чтобы услышать историю осады.
Приор мягко ответил:
– Важна не история осады Каффы. За те двадцать с лишним месяцев, что она длилась, были и смертоносные штурмы, и бесполезный героизм с обеих сторон. Татары так и не смогли взять город. Каждый, кто жил в те дни, рассказывал о них по‐своему. Мой рассказ не стоит того, чтобы на нем задерживаться.