– Как пережить чуму? Мне это неизвестно, Антонен. Знаю только, что те, на кого снизошло такое благословение, во второй раз не заболевают.
– С помощью Божьей?
– Наверное… сами того не желая.
– Не желая?
– Да. Ярость чумы подпитывается жаждой жизни. Во время печального сорок восьмого года я видел, как повсюду вокруг меня умирают сотни людей: братья, сестры, крестьяне, горожане, знатные сеньоры. Все они сильно, отчаянно хотели жить. Все как один готовы были сопротивляться. Когда я занемог, последнее, что меня заботило, – это выживание. Я принял болезнь как сестру, которая пришла исповедать мою грешную душу. Может, это и дает возможность ускользнуть от чумы – ничего не хотеть.
Приор позволял себе немного прогуляться около девяти часов утра. Антонен сопровождал его в сад лекарственных растений, где Гийому нравилось рассматривать целебные травы, которые он сам сажал много лет назад. Как только Антонен появился в монастыре, приор посвятил его в тайны растений.
– Что это за трава – дурман? – спросил он у приора, когда тот, улыбаясь, гладил листок шалфея, лечившего, как уверял отшельник, которому монастырь посылал милостыню, все болезни.
– Это не трава, дурман скорее похож на водоросль.
– Водоросль на суше?
– Да. Он липкий, зеленый и расползается вширь. Крестьяне считают, что его извергают из себя цапли, бродя по краю болот. Его называют “плевком луны”. Он появляется ночью, после дождя, и исчезает как по волшебству. Алхимики с особым рвением ищут это растение. Оно им нужно, чтобы изготовить философский камень.
– Это дьявольское растение, святой отец.
– Растения, как и все элементы природы, созданы Богом, не так ли, Антонен?
– Вы не верите в дьявола, святой отец?
– Нет, я верю в дьявола. Но дьявол пребывает за пределами мира, в этом его отличие от Бога.
– Значит, в растениях дьявола нет.
– Как и в животных и в нас самих. Ты никогда не должен говорить о дьявольских травах, о сатанинских камнях, о бесовской воде, потому что в природе ничто ему не принадлежит. Дьявол – это чужак.
Они в тишине прошли через сад. Антонену привиделось, что вокруг его кельи вырастает дурман, предвещая ночные кошмары.
В тот вечер он бродил по дозорному пути на стене. Был час молитв, но после ареста он перестал им доверять. Он никогда бы не подумал, что несправедливый рок может обрушиться на него с такой силой. Его доминиканская вера была выкована для борьбы и повиновения, но не для предательства своих.
Порой у Антонена возникала мысль, что Богу наплевать на людские дела, как будто ему больше нечего здесь делать и все происходящее уже не имеет к нему никакого отношения. Что ему безразличны его дети и он оставил их сиротами