По обе стороны от трона выстроились четыре массивных кресла, каждое из которых олицетворяло часть великого государства. Слева, окутанный отблесками факелов, стоял синий стул – символ холодного, непреклонного Севера, земель неприступных гор. Рядом с ним – кресло глубокого, насыщенного красного цвета, подобного раскаленному золоту при заходящем солнце, принадлежавшее владыке Востока – землепроходцу, купцу, мореплавателю, чьи корабли бороздили воды Карастова моря.
По правую сторону от царского трона располагалось кресло огненного цвета, словно выхваченное из самого пекла кузнечных горнов Юга, где вино лилось рекой, а клинки ковались искуснейшими мастерами. И, наконец, у самого края возвышения, словно тёмная тень, притаился черный стул Запада, земли загадочной и опасной, чья история была пропитана кровью и магией.
Эти кресла стали символами власти, наследием поколений, немыми свидетелями сговоров, предательств и великих решений. И сегодня, в этот особый вечер, все они ждали своих хозяев – тех, кто правил частями великого, но хрупкого государства.
– Полно вам. Мы собрались здесь не для того, чтобы показать друг другу зубы, – прежде чем последовал какой-либо ответ со стороны Якова, в разговор вмешался помещик Востока, Саладор. Под властью мужчины оказалась малая часть государства, что находилась по другую сторону Столицы. И, в отличие от своих соратников, он был более благосклонен к происходившему, а если еще точнее сказать – вовсе находился в стороне от дворцовых интриг, что имели привычку плести приближенные Царя.
Саладор, как и его брат Еферий, князь Запада и супруг Елены, олицетворял саму суть своего рода – высокий рост, смуглая кожа, крепкое телосложение, широкие, выразительные черты лица, в которых угадывалась красота их предков. Темные, словно полуночное море, волосы ниспадали на плечи мягкими, тяжелыми прядями, а в глубоких, холодных глазах отражалось небо, затянутое бурей.
И все же, несмотря на внешнюю схожесть, в облике каждого из них таилась своя история. Саладор, сдержанный, с чуть насмешливой улыбкой на губах, носил свои черты легко, с лукавым прищуром, словно знал какую-то тайну, недоступную остальным. Его движения были плавными, почти небрежными, но в них сквозила уверенность человека, привыкшего получать желаемое.
Князь Востока уже успел пригубить не один кубок вина, и теперь его глаза лихорадочно сверкали в полумраке зала, отражая пляшущие огоньки свечей. Походка его, прежде уверенная и ровная, обрела некую плавность, граничащую с небрежной грацией, словно он невидимо скользил меж гостей в ритме своего собственного, никому не понятного танца.
Огненно-красный кафтан облегал его статную фигуру, словно