Когда вдали показался стройный ряд частокола, я наконец смогла спокойно выдохнуть. Матушка еще не вышла во двор – добрый знак. Но приблизившись к терему, я буквально почувствовала на себе ее тяжелый взгляд. Подняла голову: ну точно, смотрит в окно, сердится. Что ж, бежать поздно, да и силы кончились. Оставалось смириться со своей судьбой и достойно принять ее удар в виде матушкиной выволочки. Я неохотно скинула сапоги в сенях, помялась на пороге и вошла. Она стояла, скрестив руки на груди под теплой, вязаной шалью и сурово глядела на меня. Сдвинутые на переносице брови не пророчили ничего хорошего. Я шутливо поклонилась пояс в надежде задобрить и рассмешить матушку своим дурачеством. Но она не засмеялась, даже не улыбнулась. Ее тонкие губы раскрылись в изумлении, а рука, дрожа потянулась ко мне.
– Что это у тебя в косе? – ужаснулась матушка, прикрыв рот ладонью.
Я ответила ей недоуменным взглядом и перекинула косу на плечо. Ну удружили девоньки, ничего не скажешь. Вплели мне в волосы зеленую ленту – ту самую, которую предложил купчонок на базаре в дар к серебряному перстню.
– Знаешь ли ты, как я молила Ладу[2] продержаться до рассвета, чтобы не родить тебя в Воронью ночь?
Я стыдливо потупила взор. Моя оплошность, чуяла же, что подруженьки шутку затеяли да проморгала.
– Я страдала в агонии не для того, чтобы отдать тебя чародею, – продолжала стыдить меня матушка. – Просила же лишь об одном: не навлекай на себя беду! А ты…
Она махнула рукой, словно смирилась с моей беспечностью и устало прикрыла глаза. А я состроила самую жалостливую мину, на которую только была способна и проскулила:
– Ну прости меня, глупую.
Я быстро распустила косу, бросила злосчастную ленту на пол и заплела волосы снова. Кто ж виноват, что ленту в косу вплетают девицы на выданье. Чернава и Ждана давно ходят так, но ни одна из них не родилась на рассвете, знаменовавшем конец Вороньей недели. Их и за уши не притянуть в невесты Кощея, а вот я – другое дело.
– Ладно уж, – смягчилась матушка, когда я бросилась в ее объятия. – Покажи лучше, что на базаре купила.
Я подняла руку, на которой красовался новый перстень. Уходящее солнце отразилось в синем камне, в полной мере подсветив его чарующую глубину. Я завороженно вздохнула.
– Это все? А где же убор для праздника?
Я уныло отмахнулась:
– Выберу что-нибудь из своего. В моих ларцах уже чего только нет, у торговцев ничего лучше не нашлось.
Лицо матушки вновь вытянулось от удивления.
– Ведь сам царь батюшка завтра к нам пожалует. Как же ты перед ним в таком виде предстанешь? Нет,