6 декабря. Я боялась задавать вопросы. Но сомнения меня терзали не на шутку.
Я набирала запросы: «Повышенный АФП (онкомаркер) при доброкачественных новообразованиях», «Могут ли доброкачественные новообразования копить контраст», «Рак печени, разновидности». Потом мне надоело гадать – сомнительный диагноз вернул надежду на лучшее, но отнял опору на знания, которые уже сформировались и к которым я более-менее привыкла.
Я пошла в ординаторскую – задать главный для меня вопрос. Там опять-таки сидела Елена Степановна.
– Может ли это быть доброкачественное новообразование?
– Нет, однозначно, – отрезала она.
– Поняла, спасибо.
Вроде бы информация была неутешительной, но хоть круг возможных заболеваний сузился, гадать предстояло поменьше.
Мое собственное состояние начало ухудшаться, организм после всех переживаний дал сбой. Я тоже начала кашлять, у меня появились насморк и боль в горле. Правда, я не обращала на это внимание.
8 декабря. Утром Олесю забрали на операцию: решили сделать частичное удаление. Для полного удаления опухоль была еще слишком большой. Перед операцией кашель у Олеси сохранялся, была температура 37,4. Врачей симптомы не смущали, и я несколько раз переспросила у медсестры, можно ли начинать операцию; она передала вопрос врачам, но план решили не менять.
Спустя два часа томительного ожидания медсестра позвала меня встречать малышку из реанимации. Мне спустили ее на каталке на лифте. У нее были красные щеки, сухие губы, полное отсутствие эмоций на лице.
– Теперь вспомнила, как тебя зовут? – спросила медсестра реанимации, передавая каталку санитарке. Олеся кивнула.
Я не стала переспрашивать, о чем они, подумала, что временные провалы в памяти – просто последствия наркоза.
– Меня помнишь? – поинтересовалась я. Олеся снова кивнула. – В палату едем? – Она слабо улыбнулась, и мы поехали.
Уже в палате я расспросила у Олеси, почему у нее уточнили имя. Оказалось, что в реанимации она назвала имя по крещению, которое ей очень нравилось, – Матрона, чем ввела в ступор медсестер. Они списали этот ответ на путаницу в сознании после наркоза, но мы с Олесей знали, что все она сказала верно.
* * *
Начались сложные времена. Боль на месте разреза не давала Олесе откашляться, она сдерживалась и отчасти от этого задыхалась, дышала очень поверхностно, а под вечер добавилась и температура. Ей подключили все, что можно: антибиотик, противогрибковое, противовирусное, жаропонижающее, оно же обезболивающее. Мое состояние тоже начало ухудшаться. Ночью я просто затыкала себе нос скрученным ватным диском, чтобы хоть как-то перестать чихать, остановить этот зуд от бегущей слизи и уснуть.
Соседи уже начинали беспокоиться за своих детей – не заразные ли мы. Врачи отмахивались. Но обстановка в отделении обострялась, пациентов с температурой и кашлем становилось