Она откидывает голову, и нотки ее смеха уносятся куда-то в ночь.
– Это не смешно, – говорю я, но на самом деле имею в виду не это. То есть… это вроде как смешно. Но не «ха-ха».
– Похоже, нас обоих обманули. – Ее хихиканье затихает, и тусклый свет падает на полную грудь, мерцающую от влаги.
Вытирая лицо, я произношу со стоном.
– Саммер так надоели мои придирки, что она обманом заставила меня нанять бармена.
– Слушай, если тебе нужно резюме или проверка судимости, я пойму. Но мне все еще кажется, что у меня получится. Я все еще думаю, что мы с Люком сможем весело провести это лето. Я росла под присмотром прекрасных родителей, так что должна была хоть чему-то у них научиться.
– Да? – говорю я, прикрывая лицо руками, отчасти чтобы скрыть свое разочарование, а отчасти чтобы отвлечься от того, как чертовски потрясающе она выглядит, сидя напротив меня в джакузи. – Чем занимаются твои родители? Ты происходишь из рода барменов?
Когда она молчит слишком долго, я снова опускаю ладони в воду. Уилла кусает губы и критически смотрит на меня.
– Проглотила язык?
– Нет. Просто не уверена, что от этого ответа тебе станет легче.
Я закатываю глаза и резко выдыхаю, прежде чем снова запрокинуть голову. Определенно понадобится проверка на наличие судимости.
– Ты скажи, а я послушаю.
– Хорошо. Моя мама – сексопатолог.
Она, должно быть, шутит.
– А мой папа – солист группы Full Stop.
Я выпрямляюсь:
– Что, прости?
– Тебе бы слух проверить. Моему отцу пришлось купить слуховые аппараты довольно рано после гастролей и слишком громких выступлений.
Многословно.
– Я услышал. Просто… – Я качаю головой. – Тебя вырастили сексопатолог и рок-звезда, и это каким-то образом дает тебе право заботиться о моем ребенке?
– Почему бы и нет? Они замечательные родители. Только не надо так странно себя вести. Люди всегда становятся странными, когда узнают, что Форд Грант – мой отец.
Я не отвожу от нее глаз.
– Ты же не какой-то психованный суперфанат, правда? Я сразу подумала, что ты похож на Гарта Брукса.
У меня сводит челюсть.
– Песни о том, что твой грузовик ломается. Твоя собака умирает. Твоя женщина уходит к другому.
Она смеется, не обращая внимания на то, что только что разорвала швы на медленно заживающей ране. И не потому, что я скучаю по Талии, а просто потому, что мужская гордость может выдержать не так уж много ударов.
Проходит всего пара мгновений, и между нами повисает неловкое серьезное молчание. У меня не очень получается сохранять дружелюбие. Это не моя сильная сторона.
Я не игривый, я ответственный. Только таким мне и позволяли быть. Только это и нужно было семье.
Зеленые радужки светятся, она смотрит на меня тревожно.
– Насколько глубоко я попала впросак?
– На данный момент ты уже почти тонешь, –