Ну, как со смесью, сейчас в ней гораздо больше шоколадной крошки, чем теста. Я не математик, но почти уверена, что в пропорции что-то не так. Забыв, что у детей не лучшим образом развита моторика, я дала Люку пакет с шоколадной крошкой, чтобы он насыпал ее в миску с тестом – решение было явно не лучшим.
– Дружок. Вряд ли у нас теперь получится пересыпать ее назад.
Он пожимает плечами, но расстроенным не выглядит
– Тогда придется ее съесть.
Я едва сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться. Если бы не знала, как было на самом деле, я бы подумала, что он сделал это нарочно.
– Получается так.
Мы придвигаем его стул ближе к плите, и я провожу с ним серьезную беседу о том, как опасна может быть раскаленная плита, причем не только для него, но и для меня, поскольку, если не досмотрю, и он обожжется, его отец закопает меня где-нибудь на краю поля.
Он хихикает и говорит, что я очень забавная.
Я никогда не чувствовала себя так классно, как сейчас, общаясь с пятилетним ребенком.
Особенно это ощущается, когда Люк садится за стол напротив меня, похлопывая себя по животу липкими от шоколада пальцами, и восклицает:
– Мне кажется, ты готовишь даже вкуснее, чем папа!
Я показываю на него вилкой и отвечаю:
– Жду не дождусь рассказать ему об этом.
Маленькие голубые глаза Люка тут же широко распахиваются:
– Нет, не говори ему. Он же расстроится.
– Не переживай, малыш, – отвечаю я, почти тая от такого милого беспокойства об отце, – это поражение твой папа точно переживет.
Он глубоко вздыхает и выжидающе смотрит на меня:
– Чем займемся теперь?
– Всем, чем захочешь, – говорю я, забирая у него протянутую тарелку.
– Правда? Всем-всем?
Я с подозрением кошусь на него, приподнимая бровь:
– Всем, в разумных пределах.
– Один из ребят в школе рассказывал, как они с отцом гоняли на машине где-то за городом, бросали из окон кочаны салата латука и смотрели, как те разбиваются об асфальт.
Я смотрю на Люка: кажется, он предлагает это искренне и на полном серьезе. Создается впечатление, будто он сам не осознает, насколько идиотским развлечением для деревенщин он предложил нам заняться.
Господи, насколько же странными иногда бывают эти маленькие города.
– Это всего лишь первый день, а ты уже хочешь, чтобы меня уволили?
– Ты что, тебя ни за что случае не уволят! Ты слишком нам нравишься!
– Кому это «нам»? – спрашиваю я, загружая посудомоечную машину, после чего на мгновение замираю, когда он отвечает:
– Мне и папе.
Не буду рушить его иллюзий и говорить, что на самом деле его отцу я совсем не нравлюсь. Я нужна ему, а вернее, моя помощь, и именно сейчас, когда он оказался между молотом и наковальней. И в этой сложной ситуации я буквально оказалась его последним и одновременно единственным выходом.
Я