Где мои джинсы. Кирилл Тихомиров

боязно. Как только я перешагнул рубеж в тринадцать лет, я отказался ходить с ней на службу. И в принципе, когда мы ездили с ней куда-то, где были храмы, которые она хотела бы посетить, я оставался снаружи. Мне было тяжело ответить на множество собственных вопросов о боге, поэтому я держался в стороне. Распятие я нанёс на своё тело для того, чтобы держать хорошего-парня ближе. Возможно, когда я сделал это, вопросы перестали терзать мою голову, а просто вращались в этих фрагментах на руке и не покидали забитые рамки, больше не мучая меня по ночам.

      ***

      Перед нами сидела женщина и на каждый поворотный момент, когда зрители чуть аплодировали, она со всего размаха начинала чуть ли не в кровь разбивать свои ладони друг о друга, крича «БРАВО» в самодельный рупор из рук. Она отчаянно жестикулировала. Дед бесился с этого. Он хотел её окликнуть, а потом, наверное, обматерить, но я сдержал его. Это было очень комично. Мой разъярённый дед и безумно довольная женщина в возрасте. Настя с трудом сдерживала смех от этих сценок. Лебединое озеро ей не нравилось. Наши руки делили один подлокотник. И я чувствовал, как они, соприкасаясь тыльной стороной ладоней, источают маленькие искры. Меня пронзало невидимым током, а сердце начинало биться с удвоенной силой. Настя не убирала руку, но, уверен, она тоже чувствовала это. Мне хотелось, чтобы балет поскорее закончился, потому что я и сам начинал скучать. У моего деда была особенность – он никогда не досиживал до конца, всегда уходил за пару минут до финала, чтобы нормально забрать вещи из гардероба и выйти из здания до наплыва толпы. Я шепнул об этом Насте.

      – Надеюсь, так и будет, я тоже хочу уйти пораньше. – она повернулась назад к сцене.

      Мне стало чуть грустно, что меня окружают люди, неспособные воспринять искусство. В студенческие годы мы ходили с ней на спектакли, билеты на которые доставались бесплатно от профкома. Мне нравилось прикасаться к пьесам, которые я читал ещё в школьные годы. Если я не читал пьес, по которым шли постановки, я обязательно скачивал текст и проводил вечера за чтением до нашего посещения театра. Мне нравилось составлять разное мнение. Мне нравится читать и чувствовать текст, чувствовать автора, искать смысл, пытаться увидеть между строк. Но люди, меня окружавшие, к этому не тяготели. В любом случае, сейчас я точно хотел уйти, потому что в этой постановке меня ничего не привлекало, кроме Насти, сидящей в соседнем кресле.

      Мы вырвались на прохладную улицу и втроём пошли к метро. Дед задавал вопросы про мою работу, про путь домой в данную секунду, пытаясь поподробнее выведать, каким образом поезд понесёт нас по туннелям метрополитена. Как будто было так много вариантов, что стоило разорваться при выборе конкретного маршрута. Настя шла всё это время молча, а мне начинало казаться, что дед чувствует себя рядом с нами практически неловко. Интересно, что он о ней думает. Я сделал пометку в голове, чтобы потом узнать его мнение о девушке с красной помадой на губах. Мы зашли на станции «александровский сад». Здесь нас всех должно было разбросать по