В комнате, кроме Каспиана, собрались еще четверо. Один из них, жилистый парень в парике не по размеру, сидел спиной к пылающему очагу. Он смотрел на меня с неприкрытой враждебностью. Судя по раскрасневшимся щекам, он уроженец Уоллума, их легко узнать. Второй тоже был из Уоллума, как и великан, созданный природой, чтобы волочь плуг или ходить на медведя с голыми руками, – явно человек Каспиана. Он стоял рядом с молодой женщиной, привязанной к стулу. Я сразу понял, что передо мной штормовичка, за которой мы пришли.
Одежда женщины была поношенной: юбки, возможно, когда-то из желтой и белой бязи, лиф, наполовину прикрытый длинный мужским плащом. Темно-каштановые волосы убраны под белый чепец, а лицо, насколько я мог судить, казалось красивым. Его наполовину закрывала маска, которую обычно надевали на штормовиков, чтобы их челюсти оставались неподвижными.
Внутри меня все сжалось, и я отвернулся. Нет, не маска. Это кляп. Сила штормовика заключалась в его голосе, и кем он был без него? Обычным, избитым до синяков человеком со впалыми, полными гнева глазами.
Я чувствовал на себе ее взгляд, пока рассматривал последнего участника аукциона. Он казался знакомым, хотя я не сразу узнал его. Мужчина стоял рядом с дверью, на нем был длинный, до колен, распахнутый настежь сюртук насыщенного сливового цвета, на поясе виднелись пистолет и абордажная сабля. Его руки были покрыты шрамами, а выбеленные солнцем каштановые волосы были собраны в короткий хвост. Чисто выбритый, с глазами не то серого, не то зеленоватого цвета и кожей такого же мягкого коричневого оттенка, как у Фишер. Несомненно, родом он с северного побережья, потомок тех самых завоевателей, которые когда-то наводнили Аэдин, заставили всех славить Святого, а язычников, поклонявшихся гистингам, – к слову, среди них были и мои предки – вытеснили в леса на южных берегах.
Он заметил меня, и его губы тронула спокойная улыбка. Мы не были знакомы лично, но я полагал, что он пробыл пиратом достаточно долго, чтобы распознать флотского с первого взгляда. Даже если тот находился в опале.
Я же слишком часто видел его изображение на листках о розыске, чтобы не узнать.
– Что вас привело в порт? – поинтересовался я у знаменитого пирата Джеймса Элайджи Димери.
Я устроился рядом с ним, а Фишер заняла место за столом и поприветствовала всех собравшихся от имени нас обоих. Она могла сколько угодно задевать меня, когда мы находились на борту своего корабля, но в подобных ситуациях оставалась профессионалом, проявляя сдержанность.
Джеймс Димери принял ту же позу, в которой стоял я: выпрямился и спрятал руки за спину. Его голос был низким и приятным:
– То