Пятая глава
Бухта Антифония
ГИСТОВА ПУСТОШЬ – будучи образованием самого древнего и необычного происхождения, Гистова Пустошь, чаще называемая просто Пустошь, разительно отличается от обычных пустошей. В местах, подобных ей, пересекаются два мира: мир людей и то место, что принято называть Иным. Здесь гистовые деревья уходят корнями в Иное, а вырастают на земле людей. Внешне похожие на обычные растения, они полностью отвергают законы природы: смену сезонов, движение солнца и ветра. Гистовую древесину заготавливают для нужд судостроения, а именно для носовых фигур кораблей. Гистинг, обитавший в дереве, сливается с кораблем и остается там, пока фигуру не перенесут или не сожгут. После этого дух остается на свободе до возвращения в Иное, что может занять столетия. Гистова Пустошь пересекает весь остров Аэдин, смешиваясь с другими Пустошами, не заселенными гистингами, например с Лестеровой Пустошью. См. также ГИСТОВОЕ ДЕРЕВО, МИР ДУХОВ.
Фишер, прищурившись, смотрела на меня поверх зеленой книги с золотым тиснением на корешке.
– Слейдер все еще в ярости из-за вашей выходки.
Я примостился на дальнем конце скамьи и стянул с головы вязаную шапку, прикрывавшую спутанные грязные волосы.
Мы оба сидели в каюте, которую называли домом. Посередине висела холщовая занавеска, ночью она разделяла каюту на две части, а днем мы ее откидывали. Гамак Фишер свисал с балки на ее половине. Мой лежал в рундуке у переборки за ненадобностью: всю ночь я стоял вахту – мое наказание за то, что мы упустили штормовичку. Слейдер был уверен, что я намеренно провалил аукцион, и то, что я отослал Фишер прочь, тоже сыграло не в мою пользу.
В нашей каюте не было ничего, кроме фонаря, наполненного светящимися стрекозами, стола со скамьей и закрепленной у стены печки. Фонарь считался роскошью, ведь он точно не станет причиной пожара и никакая, даже самая сильная буря не сможет загасить его огонь. Стрекозы, как и все изначальные обитатели Иного, были бессмертны, не нуждались ни в пище, ни в воде, ни даже в воздухе. Когда спали, они светились мягким пурпурным и розовым, а когда просыпались, их сияние становилось ярче.
Фишер накинула поверх рубашки полосатое одеяло так, что на виду оставался только край горловины. Она была не обута и, похоже, утащила пару моих носков и натянула их поверх собственных. Обычно, возвращаясь с вахты, я заставал ее полностью одетой, готовой к выходу на смену. Но сегодня ей не нужно было отправляться на палубу. Ее вахта досталась мне. Как и следующая.
Я стряхнул снег с шапки и откинул волосы назад. Я чувствовал на себе ее взгляд: Фишер словно пыталась прочитать ответ на моем усталом лице.
– С Димери и тем последним гостем было что-то не так, – в который раз повторил я. – Глупостью было бы не послать за охраной.
Фишер опустила книгу на стол.
– Насчет этого у меня нет сомнений. Но контрабандист вроде Джона Рэндальфа никогда бы не потянул ставку в четыре тысячи солемов.