Справа зазеленела канава. Мостовая выродилась в грунтовку. Прогрохотала мимо телега, груженная войлочными тюками. За ней – конный жандарм.
Мы с дядей тряслись на скамье.
Я размышлял: если нападения на фамилии начались полгода назад, то и событие, которое им способствовало или с которого они зарождались, случилось тогда же. Может, чуть раньше. Надо будет разослать письма…
Я поморщился.
А что определить к поиску? Случаи «пустой» крови? Людей, которые обещали, что Штольцы еще поплатятся? Или недовольных Поляковым-Имре? Кружки какие-нибудь реакционные?
Написать: «Прошу уведомить о необычном»?
Вспомнят ли через полгода? Или примутся в служебном рвении изобретать это самое необычное? «Самым удивительным образом из закрытого на ключ шкапа пропала бутылка настойки на рябине…»
А еще есть деревни за Бешеным ручьем. Точнее, были, а потом заселены заново. Это, кстати, тоже бы прояснить.
Почтовая станция выдвинулась из-за поворота и частокола тополей крашенной в белое и зеленое, с гербом, стеной. Шарабан прокатил под окнами, расходясь с конной четверкой.
– Бастель, – дядя Мувен, сходя, поймал пятерней мое плечо, – я сейчас к своим, предупрежу Раю, остерегу детей, может, договорюсь с полицией о карауле, а на обратном пути могу заехать к твоей матушке, чтобы, значит, тоже…
– Я был бы очень признателен, дядя, – сказал я.
– И там тебя подожду. Ну все.
Дядя ступил на землю. Возница в поклоне согнулся на козлах.
– В гостиницу? – повернулся ко мне Майтус.
– Да, в «Персеполь».
Я посмотрел, как дядя входит в двери станции, как сквозной коридор с проглядывающим двором – клочком посыпанной опилками земли и крытыми стойлами через дорогу – на мгновение закрывает его фигура, а потом пегая кобылка потянула шарабан прочь. Мы развернулись у здания пересыльного склада, где какой-то полный господин вяло ругался с приказчиком, а внутри сноровисто двигались тени грузчиков; скалясь дырами, мелькнул дощатый забор, а за ним уже раскинулся пустырь с начатками какого-то строительства.
В лицо подул свежий ветерок, даже вроде как речной. Заныла в тон ему подживающая рука. Я вспомнил, что хотел кое-кого навестить. Пришлось привстать:
– На угол Каменной и Чудной сначала.
– Добавите копеечку?
Из-под возничьей шапки на меня глянули серые пронзительные глаза. Намек ухмылки потонул в бороде.
На миг показалось – так же улыбался Лобацкий, тогда, перед выстрелом «Фатр-Рашди», снисходительно, одними углами губ, свысока.
Но – ф-фух! – обычная кровь, проверил я, обычная, низкая. Не «пустая».
– Даже три добавлю.
– Ну тогда оно что ж, – хмыкнул возница и отвернулся. – Н-но!
Кобылка прибавила.
Пролетели низкорослые домики, качнулись вслед тяжелые яблоневые ветви, дорога скривилась: здесь строились