– О, какие люди!
Йожеф Чичка выплыл из неприметного бокового проема, улыбаясь во весь свой щербатый рот. Блюдце со свечой в одной руке, травяной пучок – в другой.
Он был хром, но передвигался на удивление плавно, разве что чуть заваливая тело, когда ступал разбитой и криво сросшейся ногой. Подветренный борт, наветренный борт. Кар-рамба!
Мы обнялись.
С последней нашей встречи Йожеф изрядно погрузнел. Правда, сжал меня все с той же памятной силой.
– Юнга!
Я не остался внакладе:
– Господин корабельный лекарь!
Какое-то время мы пыхтели, упираясь друг в друга лбами. Чичка был раза в два меня старше, но туго приходилось как раз мне. И вряд ли только из-за руки.
Ах, как он крутил матросов на «Касатке»!
– Мариуш, – повернулся к внуку со мной в охапке Йожеф, – это Бастель Кольваро. Я тебе как-то рассказывал.
Мы наконец разлепились.
– Да мы с Мариушем уже познакомились, – сказал я, украдкой морщась. Вот ведь сдавил, осьминог морской.
– А я, видишь, – Йожеф достал спички, – кукую на берегу. Нога. Море теперь редко снится. Раньше-то да…
Он навинтил новую свечу на подсвечник.
Через мгновение прилавок осветился трепещущим желтым светом. В этом свете мне стало видно, что время хорошо поработало над бывшим корабельным лекарем – проредило волосы, прорезало складки на подбородке, выдавило из глаз лишнюю зелень, оставив мутноватый болотистый цвет.
И это за сколько… За пять последних лет?
Интересно, каким ему вижусь я? Возмужавшим, как дяде Мувену?
– Садись.
Йожеф подал мне маленький табурет.
На прилавке его стараниями появились кружки и темная бутыль без этикетки.
– Йожеф, я, собственно, ненадолго и по делу, – сказал я, прилаживаясь на табурете.
Чичка фыркнул:
– Еще бы! В другое я и не поверил бы! Мариуш! – Он обернулся к внуку. – Не стой столбом. Повесь-ка «Закрыто» на дверях. И это… с кухни притащи сыра, лука там…
– Если увидишь человека в чекмене, усатого такого, плотного, – сказал я перемахнувшему отгородку мальчишке, – скажи ему, что все в порядке, пусть ждет.
– Хорошо.
Мариуш скользнул мимо меня и легко взбежал вверх по лесенке.
Дрогнул колокольчик. Ветерок с улицы заставил плясать пламя свечей.
– Темновато у вас тут, – заметил я.
– Ну на втором этаже окна есть, там светло, а в подвале – еще темнее. – Чичка сковырнул с бутылки пробку. – Ну-ка!
Он поднес к моему лицу горлышко.
Резкий запах ударил в нос, всколыхнул память:
– Кашаса!
Йожеф захохотал.
– Она самая! Что ни на есть бразильянская!
– Откуда?
Чичка наполнил кружки. Подмигнул:
– Связи, юнга. Ружников с «Пантелеймона» недели две назад приволок шесть штук. Впрочем, ты его вряд ли знаешь.
Мы сдвинули кружки бортами.
Кашаса отдавала деревом