Он хмыкнул.
– Что? – спросил я.
– Интересная задачка. Кровь высокая или низкая?
– Не знаю. Я столкнулся с низкой. Опять же, фрагментарно, остаточно низкой.
Йожеф посмотрел на меня:
– Столкнулся?
Я вытянул заживающую руку.
Чичка профессионально прошелся по ней пальцами, ощупал, осторожно обмял сквозь толстый суконный рукав мундира:
– Перелом.
– Уже почти сросся, – сказал я.
– Я вижу. Но мазь бы не помешала. Вообще же…
Он встал, проковылял – подветренный борт, наветренный борт – к одному из шкафов. Стекло открытой дверцы поймало свечной огонек.
Сначала из недр была извлечена одна склянка, осмотрена, изучена, недовольно сунута обратно, за ней на свет появилась вторая. Я услышал, как Йожеф, щурясь на плохо различимый ярлык, бубнит себе под нос: «Боярышник, горечавка для крови, бедренец от боли, золотой ус и сабельник для костей. Наверное, так».
– Вообще же, – сказал он уже мне, возвращаясь с мазью под мышкой, – я даже боюсь спрашивать, с чего бы это так…
Склянка стукнула о прилавок.
– Я бы и не ответил, – улыбнулся я.
Йожеф удостоил меня долгим взглядом, потом вздохнул. Подвинул мне склянку. Она была до половины наполнена чем-то густым и темно-желтым.
– Мазать утром и днем. Под согревающую повязку. Лучше, конечно, крови еще добавить. А тайны твои мне неинтересны.
Я поднялся.
– И все же, Йожеф, если у тебя есть возможность разузнать…
Чичка хлебнул кашасы.
– Чтобы и мне что-нибудь сломали? – спросил он.
Отвечать на это я не стал. Подобрал склянку:
– До свидания, Мариуш. До свидания, Йожеф.
– До свидания, господин Кольваро, – голос мальчишки догнал меня уже у самой двери.
Тренькнул колокольчик.
Господин бывший корабельный лекарь так со мной и не попрощался.
После аптечной темноты уличные краски показались мне слишком яркими. Вызывающая пестрота. Я поморгал. Нашел у афишной тумбы Майтуса и махнул ему рукой. Мы вернулись на Каменную, затем – к безымянному трактиру. Разбудили дремлющего возницу.
До «Персеполя» добрались без приключений.
В сиреневых вечерних тонах. Никто не катил за нами специально. Никто не пытался на меня напасть.
В нумере все вещи обнаружились на своих местах.
Наверное, я жду от убийцы или убийц слишком многого. Нервничаю. И здесь они, и там они. Кровь, всюду кровь…
А Сагадеев, значит, что-то усмотрел в давней дуэли.
Отпустив Майтуса, я лег. Пригасил свечу. Как учил Огюм Терст, мысленно нашел эпизод в памяти. Сдул пыль времени. Краски и детали, конечно, уже поблекли, но самое важное…
Красное солнце вот-вот свалится с Драконьего хребта в ночь.
Душно. Неподвижны акации и кипарисы. Неподвижны огоньки масляных