и целовал в засос,
Но в каждом сердце есть двойник,
у яблони, у лип,
в творце, фамилия иль ник,
что к старости прилип.
Я две фамилии носил,
одна по матери
из жил, и от отца, от сил
бойца, в фарватере…,
сержант, на Ленинградском был,
Люсков, он Александр,
где «За отвагу» не забыт,
стал славы номинант.
Я у ствола его бурьян
в премудрости сынов,
теперь я осени Баян,
у запятой от снов.
По Москвеэ по острой, кожаной.
По Москве по острой, кожаной,
по бульвару всех времён,
где картины жизни вложены
в запах красок и имён,
шли картинно, боголебствуя,
отбиваясь от икон,
в головах не видно следствия,
ищут тьму, её наклон.
Музыканты словно взбешены,
барабан без тормозов,
все по детству были крещены,
на груди крестов мазок,
у гитары струны в венчиках,
Open-G играет бунт,
на колках они для вечности
и в долгу у кельтских рун.
Лифт, кабина семя злачное,
подскочил под небеса,
мавзолея жизнь калачная
в круг народная краса,
подивились, руки взмылены,
в поясах все тормоза,
а глазки, дверного филина,
в спину рогом, как коза.
Тут такое уготовлено…,
сарафаны на глаза,
вниз по кнопкам, клеть альковами,
не включая кнопку за.
Дождь грядой, летит торговыми…,
зонт влетает в переход,
мокрые как уголовники,
полицай прикрыл отход.
На тёплой ладони упавшее небо.
На тёплой ладони упавшее небо
слезинка его, удивительный всплеск,
серебряный голос шального кларнета,
суфизм зарождённый в тени арабеск.
Я зеркалу капли язык подставляю
ловлю на лету, а она холодна,
я с нею уже поменялся ролями,
в неё провалился до самого дна.
Там Клод Дебюсси оживлённо – шутливо
взлетает до forte, то тихо до ниц,
и лунного света дорожка, то диво,
несёт новый день на плечах чаровниц.
Налево Нижинский танцующий Фавна,
античные вазы, сухой барельеф,
фигуры углами слепились забавно
и нимфы прекрасны, сокурсницы Ев.
Но капелька вся исчерпала заглавье
на выход в зеркальные двери дворца
на нотки одеты от вечности лавры
потомкам подарим ключи от ларца.
Мы просто жили не умея.
Мы просто жили не умея
вонзить в себя черновики,
они с зарёю заалеют,
зальют сосновые верхи.
Потом торопятся на речку
в корягу спрятать те штрихи,
что ёршик хвостиком уздечку
в песке рисует как грехи.
Коробят проповеди строки,
под дверь церковную нырнув,
а