омыв свой крестик в лепоте,
и банный лейтмотив,
медовой трапезы рука
из храма, в пироги,
где мак по стеблю в облака,
и в заповедь ковриг.
Тут чёт бывает и не чёт
считалочка прости,
лишь человеки любят счёт,
а вечность вся в горсти,
природа не жалеет ног
шагает по мирски,
глаза у ней из поволок,
по детски, но дерзки,
летите листья, глохни сад,
обронзовел наряд,
уже не счесть его карат,
но тишина есть клад.
Дай мне всё.
Дай мне всё, свои заслуги,
опереться дай плечо,
губы то же, словно угли,
обожгут дух горячо.
Дай мне голые запястья
их ресницами сомкну,
с белой тростью, где несчастье,
путь в твой терем не верну.
Вон луна косит уныло
серп, серебряная ветвь,
но вед это было, было,
чёт не чёт, я вышел весь.
Ты как лист осенний стала,
на траву слетев прилечь,
щёчки словно из металла,
подогретые поджечь.
А дорога топчет в зиму
осень, паспорт маячка,
вот дожди сольют любимых
ветры в лёд, коньки волчка.
Жена декабриста.
В Москве у Зинаиды*,
прекрасный будуар,
посланники Аиды,
где итальянский дар.
Певцы на угощенье,
волна любовных грёз,
судьба, где очищенье,
рудник…, а то всерьёз.
В последний вечер гений
влюблённый во вчера…,
ах Пушкин, ваши гены,
мне красят вечера.
Ох Таганрог и море,
пятнадцать лет и зим,
я далека от горя,
с волною мы бузим.
Поэт к воде ревнует,
какая благодать,
хоть ножки не целует,
но хочет обладать.
Сейчас другое время
мы входим в облака,
Сибирь, расплата, бремя
и царская рука.
* невестка М.Н. Волконской
Мы бодрствуем порой интимно.
Мы бодрствуем порой интимно,
ты у себя в ночной пыли,
а я верчусь, где нынче гимны,
ведь ровно в шесть они цвели.
Меж нами прописи Хитровой*,
читать и видеть их крылы,
когда попутно, снова новой,
выходишь ты из кабалы.
А у меня копеек торбы,
стихов разумность дарит шок,
раздулись гордые аорты,
ну что сегодня скажет Блок.
Пустое, всё ещё начало,
нам б лбом не треснуться в судьбу,
поэта видно укачало,
нет сил на вольную борьбу.
Сидеть в саду, читать газету,
там «Графоман» навёл туман,
всё вспоминая про гризеток,
французский дух, немецкий – man.
Разъединенье треплет нервы,
куда ползти мне на закат,
не посидеть ли мне у вербы,
вон