Облака синие да лебедь белая
Живая душа чужда механики, живая
душа требует и живого пути.
Ученик ученика Абариса
Двадцать первый век не тронул озер близ моря. Белая лебедь летела над прозрачным зеркалом, и сине-серая гладь водоема отражала ее. Она была одна над водой, но в мире их было двое – она и чуть косое отражение на воде. Первая птица, покружив над озером, унеслась к своей стае, другая – замерла на мгновенье, и провалилась в водянистую глубь, очнувшись молодой царевной в ином времени.
Белый цвет был к лицу Сенамотис, светлой лебедью гордо предстала она перед знатным гостем.
– Да хранят боги юную Сенамотис, – страшно волнуясь, проговорил Гераклид, склоняясь в знак почтения, но, не спуская восхищенных глаз с шелковистых волос царевны.
– Процветай, добра твоему дому, – скупо ответила скифянка, не глядя на боспорита и наклонив голову, через миг подняла подбородок еще выше.
Чтобы смягчить впечатление от неприветливости царевны энарей спросил Гераклида ласковым голосом:
– Мы все желаем процветания Боспорскому царству! Я слышал, у тебя и Перисада появились новые скирианские жеребцы в ко-
конюшне. Права ли молва?
– Да, слухи у нас бегут впереди человека; это заморский подарок из Гераклеи Понтийской, но я не прочь отдать всех лучших жеребцов своих конюшен, и все, чем богат, ради случая видеть улыбку и глаза прекрасной Сенамотис.
– Да благословит тебя Зевс, ваши кони отменны, они превзошли все существующие ныне породы, – поспешил ответить Ахемен за родственницу. – А щедрость твоя подобна милости богов, – грузный энарей не отходил от гостя, доброжелательно улыбаясь.
На такое заявление царевна только плотнее стиснула руки, она понимала, что дядя льстит знатному боспориту. Их скифские кони хоть и малорослы, но весьма ретивы. Когда погоня выбивает из сил животных, и у греков их породистые лошади падают, малорослые лошаденки скифов оставляют врагов далеко позади.
Гераклид же продолжил воркующим голосом:
– Если бы ты, Ахемен, вместе с прекрасной Сенамотис согласились осчастливить меня своим присутствием в моем скромном доме, я бы ничего не пожалел для дорогих гостей. Клянусь нашим Зевсом и вашим Папаем! – а про себя подумал, – «Стань она моей женой, я бы мог показать ей полмира; из Пантикапея вдвоем мы бы отравились в Милет, Дидим и на Родос».
Будто прочитав его мысли, царевна сказала:
– Мне не скучно жить в родном доме, на земле, где покоятся останки моих предков. Смогу ли я дышать так же свободно и счастливо в чужом городе, как под сенью стен любимого Неаполиса? Не задохнусь ли я без родного воздуха? – ей уже дано было предвидеть, что грядущее готовит разлуку с родной землей и возлюбленным.
Гераклид растерянно возвел глаза на энарея, удивляясь такому смелому и разумному ответу девушки; он из кожи лез, чтобы