– Ксеркс! Дорогой мой, неужели мы встретились? Разве не чудо!
– Чудо! Я спешил! Князь взял меня во дворец, и я встретил тебя.
Возле камня сплетаются тонкие стебли двух вьюнков – белого
и лилового. Лошади молодых скифов сочувственно отстранились и щиплют траву в отдалении от юных скифов, два белоголовых сипа, пошипев, вздымаются вверх. Ничто не предвещает беды, тогда откуда эта тревога, и так настойчиво с ее губ слетает один и тот же вопрос: «Что мне делать?». Предчувствует ли что-то ее душа?
– На новой луне – в поход с Фарзоем, – он поднимает голову и преданно смотрит царевне в лицо.
– Значит, уже скоро. Я буду ждать тебя. А можно тебе не уезжать? – она по-детски, с надеждой на чудо всматривается в его влюбленные глаза, ее руки гладят его волнистые волосы.
– Я современный князь, надо и славе отдать дань.
– Разве недостаточно твой род послужил процветанию Скифии? Твой прадед Атей – собиратель Скифии, до сих пор упоминается скифами перед бранью.
– Негоже и мне сторониться ратного дела. Подрастешь, буду брать тебя в свои походы¸ – он задумывается и добавляет, – непременно. Ты не против?
– Никогда не хочу расставаться с тобой! Буду защищать воина сзади, чтобы вражеский меч не приблизился к нему. Беду отстраню, черные силы испепелю! – выхватив кинжал и занеся его над головой, заклинает царевна, потом опускает оружие и отдает его любимому. – Возьми, сгодится!
– Буду беречь его! – Ксеркс бережно берет оружие и подносит кинжал к губам.
– У тебя все готово в дорогу?
– Да, готово – дядька позаботился.
– Храни мой клинок, в трудную минуту он спасет тебя. Заговорен
–ный он. Укажет на злого человека и предупредит о скрытой опасности.
– Буду беречь, – Ксеркс с готовностью целует кинжал еще раз и пристегивает подарок к широкому кожаному ремню – главному ат-
рибуту убранства мужского костюма.
Вместе с ножом и чашей кинжал или меч пристегивались к поясу. Затем скиф пылко припадает устами к руке царевны, усаживается рядом с ней на камень. Сенамотис снимает кредемнон*, и прекрасные волосы падают на ее плечи, высокую грудь, задевают и голову скифа.
Падают завязки белого плаща, раскрывая для лучей солнца и влюбленных глаз золотые подвески, украшенные альмандинами. Они переливаются розовыми и фиолетовыми оттенками и встраиваются в карусель из лепестков мака, так что Ксерксу теперь не рассмотреть: то ли это падают на землю красноватые камешки украшений, то ли на плечи царевны ложатся алые листки.
Гудящая музыка пчел пронизывает воздух, приобретает черты торжественности, юные скифы пьют ее духовный мед, далекие отголоски протяжной песни пастуха еще добавляют сласти