Трое старейшин, стряхнув с одежды песок, покинули свои песчаные могильники и чинно опустились наземь подле нас, вновь замерев в неподвижности – лишь жжённые солнцем пальцы перебирали костяные чётки.
– Мы знаем, кто он, – заговорил один. – Ангел, лишённый крыльев, коварный прислужник карающих небес.
«Вот, приплыли… Определённо, я у них не в чести…» – подумал я, не помышляя об оправдании.
– Позвольте! – вступилась Ингрит. – Не вы ли говорили, что наши врата открыты для каждого, кто способен увидеть свою тень?
– Так и есть. Он смог разглядеть тень, – произнёс второй старейшина, сидевший посередине. – Но сможем ли мы её свидетельствовать? И хватит ли у него духу принять её?
– Посмотрим, что от него осталось, – сказал первый, пронзая меня взглядом леденящей бездны, отчего я почувствовал опустошение – пустоту внутри, будто та безучастная бездна сошла вглубь меня, чтобы забрать остатки. – Раненый птенец… Иллюстратор, что больше не рисует миры… Художник, лишённый вдохновения…
Пустота и холод настолько глубоко проникли в меня, что слова старца, болезненные, должно быть, обидные, не отозвались горечью, не задели за живое вовсе.
– Глядите, ему и впрямь всё равно, – заговорил третий, до того пребывавший в молчании.
Откуда-то издали ворвался ветер, струи песчаного золота взметнулись ввысь, начисто стирая с засушливой глади следы порушенных барханов. С горячим ветром очнулся и я в неотступном желании знать.
И тогда я спросил:
– Зачем вы хоронили себя?
Ингрит в изумлении воззрилась на меня. Наверное, я повёл себя крайне непочтительно. Она суетливо потянулась рукой к волосам, сдёрнув шапку, хотела что-то сказать. Но первый старейшина жестом остановил её, встал, выпрямившись во весь рост. Возможно, я ошибаюсь, но мне тогда показалось, что я услышал скрип костей.
– Отвечу тебе так. Мы собираем воспоминания. Память мира мёртвых Пангеи и память здешнего мира теней – едина. Погружаясь в барханы, мы получаем доступ к загробному миру и памяти ушедших, считываем отпечатки, чтобы наполнить ими земли теней. Из отпечатков ушедших Пангеи мы слагаем здешний мир. Воспоминания обитающих здесь теней, – старейшина кивнул на Ингрит, – не значат ничего. И ты тоже ничего не значишь. Ты даже пока не тень, покуда не осознал её. И тень твою я могу стереть из памяти в одночасье.
– Повременим, – мягко перебил третий из старейшин, молчун.
– И что теперь? – спросил я, желая ускорить итог затянувшейся аудиенции.
– Будем пить чай и курить трубку, – ответил тот, что посерёдке, и все трое поднялись с земли.
Глава 5. Чай и трубка
Я вспомнил, как мне довелось чаёвничать с Главным стражем Пангеи Ланселем Грэкхом, и решил, что, судя по всему, события склонны повторяться раз за разом, пока их участники не