– Что это? – спросил я, когда Ингрит поднесла мне глиняную чашу, которую только что сама доверху наполнила дымящейся жидкостью из сосуда.
– Чай, – ответил за неё главный старейшина, которого звали Джаббар. – Мы будем пить чай и курить трубку.
Я втянул ноздрями дым – зелье Ингрит пахло мятой и анисом. Пригубил из чаши: чай горький, перенасыщенный травами, но на непритязательный вкус вполне сносный. Аббас забрал у меня чашу, передавая по кругу. Тем временем Джаббар по ту сторону костра закурил трубку. Огонь плясал сам по себе, не оставляя тени, и это было не ново. Очутиться опять в мире теней было сродни возвращению домой.
И мне вдруг стало удивительно легко. Столь же нежданно захотелось пить.
Чаша вернулась ко мне, и я с жадностью пил. Жгло внутри, но жажда становилась нестерпимой, мучила сильнее и сильнее, хотя я осушил чашу почти до дна. Вышло до безобразия неловко – допив, я выронил посуду. Хотел произнести извинения, но кто-то подал мне трубку, дымящую чёрными, улетавшими к костру кольцами, и через эти кольца я увидел лицо старшего, Джаббара, – лицо улыбалось, и морщины на нём множились, образуя глубокие щели на окаменелой коже.
На коленях старейшины появилась книга, он раскрыл её, и как только он это сделал, заиграла музыка. Если можно назвать музыкой непрерывно тянущееся дребезжание, ритмичное, монотонное… и глубже любой мелодии эти звуки достигали ума – улавливались им прежде любой мысли, оттесняя за коридор восприятия всякую мысль.
Я уже плохо понимал, где нахожусь и что делаю. И где-то с краю, на периферии сознания, возник тот забавный старичок. Полузакрыв глаза, он сидел по колено в песке, раскачиваясь корпусом взад-вперёд. Прижимая к зубам давешний «ключ», указательным пальцем ударял по торчащему меж двух пластин язычку, извлекая тот самый звук, доводящий до обморока. «Варган. Никакой это не ключ, а варган. Вот как он называется!» – вспомнил я, и то была последняя здравая мысль, пришедшая мне в голову той морозной ночью под звёздами безымянной пустыни.
Старый Джаббар уже начинал читать. Следом за ним по мою левую руку начитывал то же суровый Аббас. Затем через равный интервал подключился Ихсан, сидевший справа от меня. Нараспев повторяя за первым чтецом, два старца заунывно бубнили мне в оба уха текст, который я не мог разобрать. И это полихоральное