Караван. Абай Тынибеков

времени своего пребывания в неволе. Получалось так, что каждый из этих мастеров знал совершенно определенно, когда его освободят от работ, а он не ведал даже того, за что и на какой срок он угодил в рабство. Как только он осознал, что попал в какое-то бессрочное страшное положение, да к тому же не так, как все эти люди, расслабленность, в которой он пребывал, мгновенно куда-то улетучилась. Его словно окунули с головой в ледяную воду. Ему стало не по себе. Он не знал, как теперь быть и что ему делать. Не желая больше пить вино, опустив чашу на стол, он прикрыл веки и вдруг увидел облик незнакомого ему мальчика с бритой головой с небольшими пучками волос, завязанными шнурами. Тот испуганно, но пристально посмотрел ему прямо в глаза и тут же исчез. Ту Доу хотел было открыть глаза, но внезапно появился облик незнакомой женщины. Прикрыв рот рукой, она тихо плакала и так же, как мальчик, взглянув ему прямо в глаза, исчезла. Ту Доу, наконец, открыл глаза и оглянулся по сторонам, но все было как прежде, и никаких мальчика и женщины в помещении не было. «Это все от вина» – промелькнула мысль в голове. Он взглянул на стоящую перед ним чашу и перевернул ее вверх дном. Вскоре старший прервал разговоры мастеров, подняв руку вверх и прислушиваясь к чему-то. Все тут замолчали и сразу же услышали отдаленные гулкие удары в барабан.

      – Сколько ударов? – спросил старший.

      Мастера молча переглянулись.

      – Девять, – утвердительно заявил старший. – Наступило шэнь, время к вечеру. Нам всем уже пора в обратный путь. Это звучит тот самый огромный барабан на центральной башне. Я говорил вам о нем.

      Старший поднялся, взглянул на сдвинутые к углу столешницы мешочки с деньгами мастеров, к которым так и не прикоснулся, и, указав пальцем на них, приказал: – Заберите их.

      Мастера переглянулись и уставились на него, но он уже отошел от стола и направился к выходу.

* * *

      В торговых рядах все было, как прежде, – бойко, шумно и тесно.

      Мастера, все кроме старшего, пребывали в приподнятом настроении, о чем свидетельствовало их слишком веселое, зачастую почти глупое поведение. Они много и беспричинно смеялись, толкая друг друга в бока, при этом еще сильнее заливаясь хохотом. Ту Доу шел последним, намеренно отстав от них. Он был не в состоянии слышать их шутки. Он видел, что им было хорошо как никогда, но от этого ему теперь становилось все хуже и хуже. «Как же быть мне? Скоро мы сядем в повозку и прибудем обратно. А что потом? Опять эти работы? Опять это все?» – горькие мысли стучали в его голове словно молоты. Душа заныла от ощущения обреченности, а сердце защемило от отчетливого чувства безысходности. Сжав до белых костяшек кулаки, Ту Доу остановился. «Лучше я умру, но туда не вернусь!» – он решительно мотнул головой.

      – Держите вора! Помогите! Держите его! – кто-то визгливо орал в толпе.

      Пребывая в своих тягостных думах, Ту Доу не сразу смог понять того, что происходит. Кругом были люди, но в том, кто из них вор и кто пострадавший, он пока не мог