Они прямые, как стрелы, и очень протяженные. Говорят, каждая из них длиной почти в семнадцать с половиной ли, – старший вдруг остановился, о чем-то задумался ненадолго и продолжил: – Нет. Это раньше так измеряли, до принятия новых мер длины, а теперь они почти сорок ли. Так вот, – он вновь тронулся с места. Мастера очень внимательно выслушали его поправку, с удивлением покачали головами, поцокав языками, и двинулись вместе с ним. – Этими улицами город разделен на четыре части, можно сказать, на четыре города. Есть императорский город, там расположены дворцы высших сановников, а внутри, в его северной половине к югу от реки Вэй находится запретный дворцовый город, в котором разбит Цзиньюань, огромный императорский парк, и где расположен Дамингун, дворец императора, в котором главный зал для приемов очень большой. Он с востока на запад длиной в пятьсот шагов, а с севера на юг сто шагов, и в нем могут разместиться сразу десять тысяч человек. От входа в него идет прямая дорога к горе Наньшань, на вершине которой в виде больших ворот сооружена церемониальная арка. Вокруг той горы проложена дорога. А еще одна дорога, мощеная, ведет от этого дворца в город через реку Вэйхэ. Она символизирует мост Тяньцзы, который находится там и идет через млечный путь к Инчжэ, – старший засмеялся, ткнул пальцем в небо и продолжал увлеченно рассказывать, – Туда нам всем точно не попасть, – он категорично мотнул головой. – Есть еще и торговый город, ну и, конечно, город домов. Мы идем мимо него. А там вон, там, там и там, – старший вновь остановился и стал указывать рукой в разные строения, – двухъярусные черепичные крыши. Это тоже дворцы сановников, но поменьше рангом. Как видите, они соседствуют с простыми домами черноголовых, таких, как вы, – он внезапно замолчал, как-то безвольно опустил руку, на миг задумался, изменившись в лице, но вскоре с какой-то грустинкой в голосе поправился, – ну да, таких, как мы. Так почему-то заведено, – он окинул быстрым взглядом своих спутников, с легким недоумением пожал плечами, улыбнулся одними губами, словно извинялся за что-то, будто был вынужден признать, что и такое, оказывается, бывает в жизни.
Ту Доу, как и другие мастера, был удивлен познаниями старшего об этом городе. К тому же старший был интересным рассказчиком, и от этого им было особо приятно пребывать в его обществе. Уважение, которым они прониклись к нему с самого начала его рассказа, как только он открыл рот и произнес первую фразу, постоянно росло. Манера его повествования, несмотря на насыщенность информации подробностями, свидетельствующими о глубине его познаний, была для них приятна своей простотой. Его речь была понятной им благодаря его обычному языку, без мудреных слов и витиеватых выражений. Они слушали его, затаив дыхание, впитывая все, что он говорил, искренне стараясь запомнить все сказанное им. Общение с ним и его присутствие в их кругу все больше радовало их, так как вытесняло из каждого из них неуверенность в себе от пребывания в этом городе. Робость, которую они испытали, услышав о таком поощрении,
