– Прости его, добрый человек, – тихо произнесла она, едва сдерживая слезы. – Он еще слишком мал и не ведает того, что творит. Ту Доу продолжал в растерянности смотреть на нее, совершенно не понимая того, за что она просит простить мальчика, ведь тот ничего у него не своровал. Женщина двумя руками взяла его правую руку, опустилась на колени и стала целовать ему пальцы влажными губами. Ту Доу резко отдернул руку. Женщина низко припала к земле и тут же заплакала. Не зная, как вести себя в таком неожиданном и оттого весьма непростом положении, Ту Доу хотел было уйти, но ему стало жаль ее, побитую, обиженную и вдруг ставшую совсем беззащитной. Не очень уверенно он наклонился к ней и, осторожно взявшись за ее дрожащие плечи, поднял ее на ноги. Она была очень легкой, словно в ней не было веса. Склонив голову с растрепанными длинными волосами, опустив руки, подобно провинившемуся ребенку, она стояла перед ним, будто чего-то ожидала от него. Ту Доу отступил, мотнул головой, будто говоря: «Да что же это такое в конце концов!», развел руками, с досадой хлопнув ладонями себя по ногам, теперь уже окончательно не понимая, что ей нужно от него. Она продолжала стоять. Он посмотрел в сторону мальчика, Тот тоже не двигался с места, наблюдая за ними. Осененный догадкой, спохватившись, Ту Доу быстро отвязал от пояса мешочек с деньгами, взял за руку женщину, вложил его в ее маленькую ладонь и сразу же зашагал обратно. Не прошел он и двадцати шагов, успев лишь завернуть за угол какого-то низкого строения, как вдруг что-то сильно ударило его по голове. Все тут же завертелось перед его глазами, замельтешило, куда-то стремительно понеслось, затем померкло, а через миг и вовсе пропало.
– Как он? – сквозь шум в голове Ту Доу едва расслышал приглушенный голос.
– Мама, иди сюда, – теперь уже более отчетливо он услышал другой голос. – Скорее иди. Он очнулся.
Ту Доу с трудом разлепил веки, но ничего увидеть не успел. Перед его глазами все куда-то плавно поплыло. Шум в голове превратился в звон в ушах. Он хотел было приподнять голову, но тут же ощутил резкую ноющую боль в затылке и сильные позывы тошноты. Он закрыл глаза, судорожными глотками пытаясь сдерживать подступавший к горлу горький ком. Чьи-то руки осторожно коснулись его головы и повернули ее на бок и кто-то тихо сказал: – Не надо сдерживать себя. Вот посуда.
Его тут же вырвало. Никаких сил в себе он не чувствовал, будто кто-то выжал их из него, но явное облегчение после этого он ощутил.
– Вот и хорошо. Теперь уснешь, – проваливаясь в сон, он услышал чьи-то слова.
– Куда он мог пропасть? Мы не успеем на вечернюю повозку, – старший мастер, заложив руки за спину, вышагивал перед остальными мастерами. Они молча стояли рядком,