Меньше чем через месяц спрашиваю у Адика (и отмечаю, что не только из служебной необходимости, но и из любопытства, оправдались ли мои наблюдения):
– Как новая птица?
– А как ты сумел подметить? Точно – птица говорун Кира Булычёва, отличается умом и сообразительностью. Попросил найти ошибки в чужой программе – быстро справилась.
– Неплохое начало.
– Окончание не хуже – её диалог с тем, кто написал программу. «Пойду думать». – «Не наговаривай на себя».
При чём здесь новая птица – Ира? А ни при чём, оценил её верно, и точка. У нас с ней разные круги общения, к тому же разница в возрасте – семнадцать с лишним лет. Впрочем, почему лишних? Мне они нисколечко не мешают. Да и что может помешать мужчине, у которого «всё» есть? При встречах я, конечно, не отказывал себе в удовольствии пошутить. Ответом был смех в коридоре или в кабинете, где она сидела и куда я заглядывал, разумеется, по делу. Нередко видел там ребят из других отделений, потом сказали, что они здесь отираются в попытках развить с ней знакомство.
Иду к Адику. Приоткрыл дверь, но он появился в конце коридора. Я его жду и слышу: «Ты сегодня особенно красивая». Другой голос с ним соревнуется: «Почему сегодня? Ира всегда такая».
Заходим. Сидят двое не из нашего отделения. Внешний вид, что ли, приучил их к развязности? Адик не выдерживает:
– Опять в нашем огороде сорняки.
– Почва хорошая.
Говорят, что я отличаюсь вежливостью, но прополоть не мешало бы. Хотя ребята неплохо смотрятся, в меру спортивные. Впрочем, что такое мера? Другому её определяем со своей колокольни. Себе меру устанавливаем, когда выпиваем, вдобавок тут же и нарушаем. Эти будто нарочно совершенно разные, начиная с роста и кончая манерами. Высокий сидит, демонстративно закинув ногу на ногу. Такую неуважительную позу я могу позволить дома как пренебрежение (скорее всего, справедливое) к самому себе.
Глянул на часы – до обеда ровно час.
– Скажу вашему шефу, чтобы дал премию.
– За что?
– Не «за что», а «на что» – на часы. Ваши спешат на сутки.
Завтра как раз перевод стрелок на летнее время.
Обиженные засуетились и перед дверью (на самом деле перед Ирой) разыграли сценку, наклоняясь поочерёдно и раскидывая руки:
– Прошу вас вперёд, пожалуйста.
– Нет уж, позвольте, сначала вы.
И растянули улыбки. Но никто не реагирует на «Ревизора». Тогда который повыше оборачивается ко мне, для них я – ревизор.
– Приходите в обед, в теннис поиграем. – Им всё нипочём, но отыграться норовят.
Вечер, четверг. Наших в комнате нет, Ира отпросилась. Словно на необитаемом острове сидит один из тех, кого вижу здесь чаще других, застенчивый