Брат криво усмехнулся, качнул головой. В его глазах мелькнуло что-то странное – не то жалость, не то смущение. Будто он и сам не знал, как относиться к моим былым прегрешениям. С одной стороны, явно осуждал, даже брезговал. Но с другой – как будто понимал, почти сочувствовал. Словно и сам не был чужд жестоких забав…
– Ну, "измывалась" – это громко сказано. Скорее… порой не знала меры в своих забавах. Любила щегольнуть силой, показать, кто тут главный. А Мортис… она ведь слабее. Не могла дать отпор, вот и копила обиды.
Страх и стыд накрыли меня удушливой волной. Неужели в прошлой жизни я была чудовищем? Тираном, упивающимся своей силой и чужой болью? Эта мысль ужасала, выворачивала наизнанку. Хотелось кричать, разбить что-нибудь вдребезги. Но вместе с тем… где-то в глубине души зашевелилось странное, болезненное удовлетворение. Будто часть меня, темная и жестокая, мрачно торжествовала, признавая былые грехи. И от этого становилось еще страшнее.
В памяти всколыхнулось что-то смутное, мучительное. Обрывки сцен, где я и впрямь куражилась над сестрой. То молнией под ноги шарахну, то ветром ледяным обдам, то тенями ночными напугаю до полусмерти. Дурацкие детские игры… но для Мортис, должно быть, полные унижения.
– К тому же, – продолжал Таларион, и голос его упал до шепота, – был ведь еще тот несчастный случай. Помнишь?
Я стиснула виски, силясь воскресить в памяти хоть что-то. Несчастный случай? Это еще что за…
И вдруг меня будто ледяной водой окатило. Вспышка. Крик. Отчаянные всхлипы Мортис, распростертой на полу. И моя собственная окровавленная длань, все еще мерцающая остаточной магией.
Я покачнулась, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. Неужели… неужели я совершила нечто непоправимое? Покалечила сестру в приступе ярости? Вот почему она меня так ненавидит?
Я перевела взгляд на Талариона, ища поддержки, опровержения – чего угодно, лишь бы не признавать ужасную правду. Но брат отвел глаза. Скулы его напряглись, пальцы судорожно терзали край скатерти. Он явно знал больше, чем говорил. И это знание – оно почему-то причиняло ему почти физическую боль…
– Что… что я натворила? – выдохнула я одними губами. В груди стыло, ладони взмокли от страха. – Таларион, умоляю, скажи мне правду!
На миг мне показалось, что Таларион вот-вот расскажет все. Облегчит душу, сбросит гнет многолетних секретов. В его взгляде была странная смесь вины, жалости и страха. Но нет. Он тряхнул головой, словно прогоняя наваждение. И вновь надел привычную маску легкомыслия и цинизма
– Не сейчас, Адель. Не думаю, что ты готова это услышать. Да и какая теперь разница? Прошлого не воротишь.
Он резко поднялся из-за стола, отшвырнул смятую салфетку.
– Главное – Мортис одержима местью. И покуда ты, по ее мнению, не расплатилась сполна – не отступится. Будет преследовать до скончания времен. Вот и весь сказ.
Он зашагал к двери, на ходу бросив через плечо:
– Так