– Да хорош уже шкрябать!? – гневно шикнула женщина. – Я-то думала,что от тебя шерсть по всему двору будет, а от тебя одни опилки по светлицам, душа ты бобриная!
Василиса невольно прыснула со смеху, чем и выдала себя с потрохами.
– А ну-ка, девица-красавица, дай на тебя взглянуть, – женский голос приблизился, и на плечо легла рука, разворачивающая девочку лицом к присутствующим.
Первым, кого Василиса увидела, была красивая молодая навья, похожая на чернокнижника как две капли воды. Густые и светлые, почти серебряные, волосы перехвачены на лбу тесьмой с хитрой вышивкой, а ближе к макушке – тонкой косицей, спадали на плечи и за спину. Пронзительные лазоревые глаза были густо подведены на басурманский манер и смотрели так прямо, словно в душу заглядывали.Одета она была тоже странно – вроде уже в годах, а ни поневы, ни покрова никакого, только длинная рубаха с мудреной вышивкой, да темные штаны. Опять на басурманский манер.
А от того, кто сидел в дальнем углу светлицы, у Василисы зашевелились волосы. Ростом мужик был не меньше Змея. Угрюмые глаза под густыми бровями посверкивали золотыми искрами в полумраке, а в лохматых диких с рыжиной волосах то и дело подергивались волчьи уши.
Девочка с ужасом таращилась на мужчину, который спокойно продолжал строгать охотничьим ножом небольшую фигурку, так и сяк поворачивая игрушку в длинных узловатых пальцах.
«Оборотень…»
– Ну, смотри-ка, прям красота! Через пару дней совсем сойдет, будешь еще краше, – женщина подмигнула ей и вернулась на свое место, тяжело опустившись на резное кресло, – А теперь, рассказывай…
– Заорет, – коротко выдал мужчина, в очередной раз поворачивая фигурку и поднося ее ближе к глазам.
– Цыц, окоянный!
– Они всегда орут…
– Ванька?! Кому сказано!
Василиса затравленно переводила взгляд с одного навя на другого. Иван недовольно посмотрел на женщину, но смолчал.
Девочка пару мгновения разглядывала навью, ее крючковатый нос, обилие амулетов и бус на шее, резной посох с совиным навершием, вытянутую негнущуюся ногу…
– Ты… – осознание того, кто сидел перед ней в кресле, дало Василисе мешком по голове, – Ты – баба Яга – Костяная нога!?
На мгновение в веже повисла тишина.
Казалось, что даже за окном все стихло, а потом громкий мужской гогот разорвал тишину. Иван сложился пополам, держась за живот и не в силах справиться с истерикой, навья же побелела от ярости, а затем пошла кумачовыми пятнами.
Фигурка выскользнула из рук оборотня и с громким щелчком саданула его по лицу. На мгновение смех прекратился, сменившись всхлипами и поскуливанием.
– Позубоскаль мне тут, – процедила сквозь зубы берегиня, – ну-ка, дитятко, повтори, как ты меня назвала?
– Б-баба Яга, – девочка обмерла от страха, но заканчивать имя знакомой с детства присказкой не стала.
Навья всегда ненавидела все формы своего имени кроме того, которым, собственно, и пользовалась.