Дальше начался кошмар. Липкий и тягучий, который по началу таковым и не ощущался. Все началось с мелких ссор и препираний, дальше больше, и вот седмицу назад Рада почти из дому Василису выставила. И каждый раз это сопровождалось обвинениями со стороны мачехи едва не во всех смертных грехах: и на руку она, Василиса, не чиста – таскает у бедной Рады последние гроши, и лентяйка распоследняя – на печи валяется, пока ее Дёмушка в поле спину гнет, и огрызается на мачеху почем зря… Только вот вранье все это было. Василиса, как любили повторять соседки, была вылитая Любава, а та – ну просто сама кротость. Парни так вообще уверены были до ейного замужества, что девка немая.
И вот сейчас Рада не мигая смотрела на Василису своими черными как беззвёздная ночь глазами, улыбаясь хищным оскалом. Константин стоял чуть поодаль, у широкого каменного стола, на котором были разложены книги, всякие хитроумные склянки, амулеты и гроздья самоцветов, слабо пульсирующих лазурью. Хмурый и задумчивый навь держал в руках массивную книжищу, на корешке которой сверкали все те же самоцветы.
– Притащил ее, чтоб язык мне развязать? – каркнула ведьма, звякнув цепями, но ее тут же осадил длинный, отливающий лунным светом, изогнутый клинок, мелькнувший у самого носа. Змей.
Горын грозной тенью возвышался слева от пленницы. Одного взгляда на него было бы достаточно, чтобы язык отнялся от страха. Но Василиса отчего-то облегченно вздохнула, увидев, что и змей был здесь. В окружении троих взрослых навьев мачеха уже не казалась ей таким ужасным и страшным чудищем.
– Я тебе, гадюка, твое жало с радостью укорочу, коли болтать лишнего вздумаешь… – Змеев меч опасно качнулся в вершке от ведьминого рта. – Ты мне только волю дай.
– Нет, Рада, – Константин оторвался от книги, чтобы смерить ту равнодушным взглядом, – все, что могла, нам ты уже сказала.
– А я еще скажу! – рявкнула она. – Ты сгинешь, колдун! Сгинешь, и костей твоих не останется! И ты, змей! Все вы! А меня…
– Да-да, заберет Великая мать, ты повторяешься, – перебил ее чернокнижник, отгоняя от себя самоцвет, словно муху.
Василиса с приоткрытым ртом наблюдала за тем, как камни парили по темнице, будто пылинки. Но вот желания дотронуться до них они не вызывали…
– Кощная мать и твоя мать тоже, колдун, – прорычала Рада, не отрываясь от Василисы. Девочка старалась глядеть куда угодно, лишь бы не в эти мертвые черные глаза. – Даже ее…
Ведьма что есть сил подалась вперед, громыхнув цепями, но самоцветы делали свое дело, так что она лишь едва качнулась. А вот Василиса шарахнулась назад, врезаясь в грудь стоявшего за ней Ивана. Рада каркающе расхохоталась, за что получила от Горына резкий и короткий удар в бок.
– Не стыдно тебе, змей, на глазах дитятки мать-то бить? – прокашляла она, лукаво улыбаясь.
– Не мать ты мне, – прорычала Василиса, дрожа то ли от страха, то ли от гнева. – Не смей себя так называть…
– И кто ж мне запретит? Эти что ль? Али