коснуться пленительных плеч.
Мне нового счастья не надо,
мне прежнее надо сберечь.
«Настырные всплески сирени…»
Настырные всплески сирени
ломились нахально в окно,
когда погибал от сомнений…
но только тебе всё равно.
Из сердца, как будто из дома,
ушла навсегда… Решено!
Смеялась сирень долго-долго,
но было мне всё всё равно.
На улице, в шуме и гаме,
случайною этой весной
мы встретились… только глазами.
И мне, и тебе всё равно.
«Исконно русские стихи-…»
Исконно русские стихи-
исконно русские грехи.
Царю молиться,
Богу,
в поклонах биться.
И радости, и боли-
молиться!
И руки вновь заламывать,
и уходить в монахи.
Пытались зря замалчивать
стихи монархи.
С убийственностью страстной
решётками крестили.
Есть грех!
Грех самый страшный:
сама
себя
сечёт
Россия!
Касаться лбами пола,
упасть в грехах на снег.
Но крик догонит подлый:
– А бога нет!
Страна позоров диких,
кровавый след…
И снова крики, крики:
– А Бога нет!
……………………………………..
России нет!
«После обеда…»
После обеда
я вышел на балкон
и увидел, как резвятся,
весело прыгая,
две собаки.
Играя и повизгивая,
они утверждали
вилянием хвостов,
что жизнь,
даже если она собачья-
прекрасная штука.
И я этим псам весёлым
бросил кости,
оставшиеся от обеда.
Но оказалось,
что вместо костей
я им бросил
яблоко раздора.
Веселье сменилось
злостью,
а лай собак
стал походить
на самый отборнейший мат.
И когда
они были готовы
вцепиться друг другу в глотку,
я подумал,
глядя на них с высоты,
что жизнь-
всё же мерзкая штука.
«Бьются волны дни и ночью…»
Бьются волны дни и ночью
в популярный берег Сочи.
Может, морю ночью снится,
что тесны его границы.
Потому, не умолкая,
бьёт волна, за ней другая.
Думает с надеждой море:
«Всё фальшивое я смою».
Есть желание простое-
постижение простора.
Неизбежно волны стихнут,
а простор всё не постигнут…
«O tempora, o mores!»
O tempora, o mores!
А море – вечно море!
Какая глубина!
К нему съезжаться вправе
в любые