Босс призывал его связаться с остальными ячейками «Сопротивления» и доложить о ситуации в Германии. Возможно, Босс намекал на то, что в остальных шести странах, где существовало «Сопротивление», могли приниматься подобные меры. Следовало быть наготове.
Шварц набрал код страны, номер и стал ждать. Наконец, когда на том конце сняли трубку, Людвиг произнес:
– Соедините меня с Фаширье. Это Шварц из немецкого отдела.
Несколько секунд он молчал, ожидая, когда собеседник появится, и вот в трубке раздался мелодичный голос с французским акцентом:
– Чем могу быть полезен, mon cher monsieur Chvartc1?
– Новые инструкции от Босса. Послушай, пожалуйста, внимательно: все, что я сейчас скажу тебе, ты должен передать Испании, Америке и Италии. Англичанам и русским я сообщу сам, – предупредил Людвиг. – Следи за страной.
Настал день теледебатов – день, который мог решить все. Альбен в этот день был странно спокоен, учитывая все его прошлое беспокойство. Все утро он последний раз репетировал речь и жесты. Время уже клонилось к трем часам дня, когда Альбен, держа на коленях портфель с документами, сидел в салоне черного «Вольво» управляемого личным водителем. Фон Дитрих был полностью сосредоточен на предстоящих дебатах, когда у него зазвонил телефон. На экране высветилось имя: Герберт Мюллер.
– Добрый день, Герберт, – поздоровался Альбен. – Вы уже на месте?
Герберт был вторым, кто должен был присутствовать на дебатах. Говорить он не собирался, он был только свидетелем и помощником, если вдруг Альбену понадобится советчик.
– Да, – ответил тот, а затем предупредил. – Если у вас плащ с высоким воротником, поднимите его, когда будете выходить из машины. Слушайте, там столько фотографов… Они меня чуть живьем не съели!
Альбен позволил себе усмехнуться.
– Такова цена известности.
Короткий разговор на этом был закончен. Что ж, фон Дитриху не впервой было оказываться в центре внимания СМИ. Высокопоставленные политические фигуры стали для взрослого населения страны почти теми же, что и звезды эстрады для подростков. Люди питали оправданный интерес к ним, потому как эти люди решали всю дальнейшую судьбу государства. Альбен уже к этому привык, но он не мог сказать, что ему это нравилось. Радовало хотя бы то, что желтая пресса не пыталась их дискредитировать, как это бывало с другими знаменитостями. Политики находились уже на другом уровне, и у них были свои куда более грязные методы и средства, которыми они пользовались.
Наконец, машина подъехала к зданию правительства. Именно там, в большом зале, должны были происходить дебаты. Но Альбен не спешил покидать машину.
– Скажите, там, снаружи, очень много народу? – поинтересовался он у водителя.
– Смотря, что для вас «очень много», – ответил тот. – Думаю, там человек триста, не меньше. Стоят, флажками машут.
– Избиратели, –