Альбен отхлебнул чаю и заявил:
– Ты понял самую суть. Остальное неважно.
– Неважно? – переспросил Хенсель и устремил недоуменный взгляд на фон Дитриха. – Зачем же ты тогда писал кучу всего еще на пол-листа?
Тот закинул ногу на ногу и сцепил пальцы в замок. Так он делал в случаях, когда нужно было объяснять что-то важное. Именно это поведение друга насторожило Хенселя. Он подвинулся к краю кресла и, опершись локтями на колени, приготовился слушать.
– Видишь ли, друг мой, здесь все не так просто, как кажется. Большая часть того, что я говорю на публику, двусмысленна, – рассказывал Альбен. – Эта речь исключением не является. Мне приходится продумывать все так, чтобы и простые граждане уловили суть, а люди, сведущие в политике и государственных делах, восприняли меня правильно. Все выражено порой слишком заумно, чтобы это понял гражданин, но главное, чтобы он уловил суть. С политиками все сложнее: они понимают все твои слова, поэтому приходится добавлять термины и факты, чтобы выглядеть умнее и влиятельнее, возможно, чем есть на самом деле.
– Весьма странный метод, – рассудил Лебнир, покачав головой.
– Стандартная процедура. Множество современных политиков по всему миру пользуется этой схемой, – ответил фон Дитрих. – Очень действенная. Даже будучи, как меня называют, «чистым политиком», я все равно не могу избежать влияния.
Хенсель развел руками.
– Таковы реалии нашего мира, – добавил он.
Несколько минут товарищи сидели в тишине. Альбен вносил поправки в свою речь, а Хенсель пил чай и наблюдал за хозяином квартиры. Ему казалось, что Альбен ведет себя странно: его привычное спокойствие куда-то пропало. Конечно, Хенсель знал о законопроекте, о том, что Альбен будет выступать, но почему он так волновался, Хенсель понять не мог.
Лебнир подпер голову руками и устремил обеспокоенный взгляд на Альбена.
– Ты слишком взволнован, – заявил вдруг он.
Альбен удивленно посмотрел на товарища.
– Слишком? – переспросил он. – Слишком для чего?
– Для себя. Обычно ты не так себя ведешь.
Фон Дитрих развел руками:
– Теледебаты – вещь сложная. Все государство смотрит на тебя и слушает, что ты скажешь. Конечно, я нервничаю – как может быть иначе?
– Раньше ты не был таким нервным. Ты же привык говорить в зал, – напомнил Хенсель с серьезным видом.
– Привык, – подтвердил Альбен, – но разве я говорил, что мне это нравится?
Хенсель улыбнулся и сжал руку в кулак.
– Все сложится, не сомневайся. У тебя все прекрасно получается. У тебя есть к этому талант, – подбодрил он Альбена.
Губы фон Дитриха расплылись в улыбке.
– Думаешь? – спросил он.
– Да я в этом уверен, ты их всех на лопатки положишь! – заявил Хенсель. – Я обязательно буду смотреть прямой эфир.
И тут у Хенселя зазвонил мобильный телефон.