Ее глаза заблестели особым образом, так, что я испугался, как бы она не разрыдалась. Мать очень легко пускала слезу.
Полагаю, причина здесь в воображении, и я с минуту сидел и молча раздумывал о том, что же это вообще такое, воображение, пытаясь насадить на вилку еще одну румяную маленькую сосиску. Почему у одного оно есть, а у другого нет? Что происходит в наших черепных коробках, что приводит его в действие? А когда мы умираем?..
Когда я ложился, я все еще размышлял об этом и о том, во что я собирался ввязаться. А утром курьер приехал почти на десять минут раньше, парень-поляк, тощий, как щепка, на большом мотоцикле BMW с пристегнутыми сумками по обе стороны. Он взглянул на конверт, который я ему отдал, на котором было написано «Дж. Крик». Он прочел адрес вслух.
– Я знаю, где это. В Сохо.
Он всунул мой паспорт в одну из сумок, уже раздувшуюся от пакетов.
– Хороший будет денек, думаю.
Отвернув голову в шлеме, он стал глядеть на полосу гальки вдали, ярко-желтую в лучах утреннего солнца.
Солнце меня и разбудило, заглянув в северо-восточное окно моей спальни и сияя мне прямо в лицо.
– Да, будет еще один прекрасный день.
Он кивнул, продолжая глядеть поверх соленых болот.
– Так, как там, откуда я приехал. Много равнин. Я люблю равнины.
Улыбнувшись, он прибавил:
– В Лондоне не очень. Здесь лучше.
Опустив визор своего шлема, он запустил мощный двигатель и, махнув рукой, с ревом умчался в направлении Кромера[36], к дороге на Норвич.
После этого я пошел прогуляться до первой будки хранителей. Кричали кроншнепы, встретилось несколько болотных птиц – песочники, веретенник, но был ли то большой или малый, я не разглядел и, кажется, видел большого улита. Это не считая уток и лебедей и вездесущих чаек. Их оперение ослепительно сияло в ярких лучах солнца, все выше поднимающегося в голубом с зеленоватым оттенком утреннем небе.
Теперь, когда курьер увез мой паспорт, я ощущал некоторое смятение. Первое решение я принял. Я сделал первый шаг к Антарктике. Теперь я не в состоянии ничего изменить, пока не заберу паспорт у турагента на Уиндмилл-стрит. И даже тогда я не смогу принять окончательное решение, поскольку должен буду отвезти Уорду его паспорт. Только тогда его, окончательное решение, и можно будет принять, и, стоя там, около будки хранителей, наблюдая за постоянно меняющими направление полета птицами, я выделил два основных вопроса: к чему такая спешка и откуда он взял эти деньги.
Если бы Айрис Сандерби была жива, мне было бы намного легче определиться. Что-то в Уорде было такое… Но я стал думать об изрубленном до состояния неузнаваемого месива плоти и костей теле, лежащем в морге, и память вдруг настолько ярко воскресила эту картину, что я уже не видел гусей, пролетающих в утреннем небе, разгорающегося солнечного сияния, осветившего округу. Если бы я только мог с ней об этом поговорить!
Какая ужасная смерть!