«Зачем тётка сюда припожаловала? – испугался Тимошка. – Она ведь разрешила дяде Пете забрать меня к себе!»
Но тут же опомнился:
– Как же я про Кирьку забыл? Наверняка тётка Маня его проведать наладилась.
Тимошка торопливо сунул в карман письмо для Всеволода, отпросился у Нины Павловны и быстро спустился во двор.
– Тимка, ты? – всколыхнулась тётка при виде Тимошки. – А я тут тебя поджидаю. Меня Ванюша на лавочку пустил и окошечки ваши показал, – заискивающе проговорила она, и Тимка увидел, что её руки задрожали. – Мне от доктора записочка пришла с разъяснением, куда Кирьяшу определили, вот я и решилась в город податься к Ванюше Лукину. Всё же не чужой. Мне и адресок его мамашенька дала. А здеся такая радость, такая радость – оказывается, что и ты рядышком проживаешь. Ты уж уважь меня, Тимошенька, проводи до сыночка. Как он там, моя кровиночка?
Тётка Маня приподнялась со скамейки и попыталась бухнуться Тимошке в ноги.
– Что ты, тётя Маня! – испугался он. – Кирька уже совсем поправился. Фельдшер говорит, что со дня на день домой выпишут. Пойдём, я тебя в больницу отведу.
Женщина поспешно подхватила сумку и засеменила рядом с Тимкой, ежеминутно оглядываясь по сторонам и громко причитая от удивления.
– Я ведь в первый раз в городе, – объяснила она Тимошке, – таких чудес и видом не видела, – она кивнула на рельсовую конку, со всех боков облепленную пассажирами, и охнула: – Ну и ну, диво дивное! Одна лошадь, а столько народу волочёт.
Особенно восхитил тётку Маню маленький фонтанчик посередине круглого сквера.
– Ловко здесь городским бабам бельё стирать! – позавидовала она горожанкам, зачерпнула полную пригоршню воды, вымыла лицо и отпила пару глотков. – Бельё стирать сгодится, а пить – нет, наша водица из речки Утки куда вкуснее.
И лепнину на фасадах домов тётка Маня не одобрила:
– Баловство это, – сказала она как отрезала, глядя на полураздетых кариатид с оголённой грудью, подпирающих затейливые балкончики углового дома, – я на свою избу эту срамоту нипочём не приспособила бы.
В ворота больницы Тимошка с тёткой Маней входили рука об руку, как лучшие друзья. Тимка дивился такой перемене в тёткином характере. Совсем недавно она была готова его с потрохами схрумкать, а нынче, смотри-ка ты, – чистый мёд!
В это утро Кирька сидел верхом на деревянном заборчике между больничными корпусами на манер лихого кавалериста и нахлёстывал длинным прутом густо росшую внизу тёмно-зелёную крапиву.
– Маманя, – радостно заорал он, увидев тётку Маню, и мешком рухнул в жгучую траву. – А-а-а-а-а!
– Сыночек, родимый, ты ещё живой? – рванулась к нему мать, но он уже и сам подбежал к ней и с плачем повис на шее родительницы.
– А