На полатях в просторном доме Фроси теснились распаренные от духоты и табачного дыма дети. Тут был и Алешка, которого не так давно привезли с пасеки незнакомые мужики. Алешка был худ, грязен и сильно заикался. Но сколько его не спрашивали, что с ним случилось, кто его напугал? – он толком ничего не рассказывал, да и слушать его, честно говоря, было тяжело. Зато, когда он успокаивался и переставал заикаться, то уверял, что прожил в лесу всё лето, где питался рыбой, ягодами да грибами, только никто ему почему-то не верил. Разве можно такому мальцу в лесу целое лето прожить? Там ведь место-то страшное, дикое, глухое. Даже охотники в этом месте надолго не задерживаются, где уж мальчишке. Ясно, что бродяжил где-то, но не сознается.
После свадьбы Фрося закрыла свой большой дом на замок и перебралась жить к мужу. Детей Фроси бородатый и упрямый сват Иван, когда оставался в доме один, стал называть «привалоками». Если Фроси в доме не было, их не кормили, да и она, если честно признаться, не очень за ними следила. После свадьбы работать пошла. Сначала устроилась рабочей на местный маслозавод, который остался от сосланного в Сибирь прежнего владельца, потом её мастером на этом заводе поставили. Всё же она имела кое-какое образование, и некоторое время работала тут при старом владельце.
Весь завод этот в обычном крестьянском пятистеннике размещался, но масло тут делали хорошее, которое шло на экспорт в Англию. После того как сметана собьется, полученное масло сильно промывали проточной водой, чтобы дольше не кисло, на леднике хранили, немого подсаливали для вкуса. Зимой на санях отвозили это масло в Казань. Иногда и ребятам Фросиным кое-что перепадало. Они придут вечером в пересменку, юркнут под медный чан в углу, а Фрося бросит им туда в тарелке чего-нибудь. Они без хлеба ухитрялись сливочное масло есть и сметаной прихлёбывать. Правда, такое счастье нечасто случалось…
Потом Фрося от Павла ещё двоих детей родила. После этого на «приволок» в новой семье вообще перестали внимание обращать. Только бабка Анна, жалеючи, бросала им что-нибудь на полати, а они за эту случайную еду отчаянно дрались.
Весной дети ели песты и сивериху, корешки какие-то сладенькие находили. Летом – ягоды, репу, горох с чужих огородов. Когда наступали теплые дни, в чужом доме детям становилось вольготнее. И деду Ивану от них в это время доставалось. Не любили они деда, говорили о нем гадости. Дед нервничал, бегал за ними с пастушеским бичом, пытаясь ударить.
Несколько раз Иван на них Фросе жаловался, просил наказать детей за проказы. Она порола их до полусмерти, но не могла отучить от глупостей. Фрося, бывало, за стол после порки садится, а детей боится пригласить. Те, что маленькие, от Павла рожденные, тоже за стол лезут, а Маруську с Лизой никто не приглашает. Так и просидят на полатях обе девки голодные, если бабка за них не вступится. Бабка у них добрая была. То украдкой, то ещё как-нибудь