– День добрый, – заметил он, когда мы шли мимо.
Я ответил ему тем же и всю дорогу к дому, пока мы шли по подъездной аллее, спиной чувствовал его любопытный взгляд.
– Интересно, – подумал Пуаро вслух.
Но на этом его мысли вслух и закончились, и я так и не узнал, что именно его заинтересовало.
Дом оказался довольно большим и угрюмым. Он стоял в плотном кольце деревьев, ветки которых ложились прямо на крышу, нуждавшуюся в капитальном ремонте. Окинув строение оценивающим взглядом, Пуаро взялся за ручку звонка – это был старинный звонок, и требовалась воистину сила Геркулеса, чтобы добиться от него хотя бы звука; зато, раз начав звонить, он долго не останавливался, и его переливы наполняли дом горестным эхом.
Дверь отворила женщина средних лет – «приличная особа в черном» – так, по-моему, ее следовало бы описать. В высшей степени респектабельная, довольно мрачная и совершенно равнодушная.
Мисс Бакли, заявила она, еще не возвращалась. Пуаро объяснил, что нам назначена встреча. Ему стоило некоторого труда настоять на своем, ибо особа явно питала некоторую подозрительность к иностранцам. Льщу себя надеждой, что исключительно моя внешность обернула тогда дело в нашу пользу. Нас не только пустили на порог, но и провели в гостиную, где оставили ожидать возвращения мисс Бакли.
В гостиной уже не чувствовалось никакого уныния. Комната выходила окнами на море и была залита солнечным светом. Обстановка выдавала своего рода конфликт поколений: солидная викторианская мебель мешалась с ультрасовременными добавлениями самой дешевой разновидности, отчего комната казалась несколько потрепанной. На окнах висели портьеры из линялой парчи, зато обивка диванов и кресел резала глаз новизной и яркостью, а среди диванных подушек не было и двух похожих. Стены украшали семейные портреты; иные из них показались мне недурными. В комнате был граммофон с горой пластинок и переносное радио; книги почти отсутствовали; на диване лежала одна-единственная раскрытая газета. Пуаро взял ее, но тут же, поморщившись, положил снова. Это оказался «Сент-Лу уикли геральд энд дайректори». Однако что-то побудило его взяться за листок во второй раз, и он как раз проглядывал одну из колонок, когда в комнату вошла Ник Бакли.
– Принесите лед, Эллен, – бросила она через плечо, прежде чем обратиться к нам. – Ну, вот и я, от остальных избавилась… Умираю от любопытства. Может, я – та самая героиня, которую давно ищут киношники? Вы так серьезно говорили со мной тогда, в отеле, – сказала она Пуаро, – что я и представить ничего другого не могу. Ну же, сделайте мне выгодное предложение.
– Увы! Мадемуазель… – начал Пуаро.
– Только не говорите, что всё совсем не так, – перебила она его. – Не говорите, что вы пишете миниатюры и горите желанием продать мне одну из них. Но нет – с такими усами, да еще живя в «Маджестике», где еда гадкая, а цены такие, что во всей