– Я возьму его, – шепнула она.
Я опешила от неожиданности и молча протянула ей малыша. Миссис Ингланд пробралась мимо сына и мужа и пошла по проходу, оставляя за собой слабый аромат талька. Я обернулась и стала смотреть ей вслед, но, заметив, что на меня уставились несколько пар глаз, вынуждена была сесть ровно.
Обе девочки витали в облаках, Декка зевала. Через несколько минут дверь скрипнула и рядом со мной послышались мягкие шаги. Миссис Ингланд отдала мне Чарли, который молча сопел с красными щеками, и вернулась на место. Неизменный шелковый ридикюль хозяйка поставила рядом с собой на скамью и руками в безупречно чистых перчатках взяла псалтырь.
Прихожане начали подниматься со скамей и выстроились в очередь к алтарю. Я спросила у Декки, что выдает священник, и она ответила, что это причащение: взрослые получают хлеб и вино, а дети – благословение. Трое старших детей без возражений встали за родителями в медленно движущуюся очередь. Мистер Ингланд кивал многочисленным знакомым, взгляд которых я потом неизменно ловила на себе. В своей форменной одежде я чувствовала себя эдаким экспонатом, выставленным на всеобщее обозрение. Впрочем, две маленькие девочки робко мне улыбались. На мое счастье, когда Ингланды почти достигли алтаря, Чарли заныл, и я под прицелом десятков глаз вынесла его на улицу.
С Чарли на руках я пришла в небольшой парк через дорогу и поставила малыша на извилистую дорожку с симпатичными бордюрами, в конце которой виднелся военный мемориал. Стояло воскресное утро, и в парке не было ни души. Лишь одинокий мужчина сидел с газетой на зеленой скамейке. Чарли радостно потопал к клумбе с фиалками и бархатцами. Заметив, что малыш вот-вот залезет туда ногами, я взяла его за ручку, и мы медленно пошли в сторону канала.
Мужчина на скамейке пожелал мне доброго утра, и я ответила ему тем же.
– Упрямый молодой человек, я погляжу? – решил он продолжить разговор.
– О да, – кивнула я.
– Готов биться об заклад, твоей няне и присесть некогда, – произнес незнакомец, глядя на Чарли, который упал, успев выставить вперед кулачки, и разревелся.
Я быстро подняла малыша и вытерла испачканные ручки связанным в узелок носовым платком. Мужчина подался вперед, оперев локти на колени. Кожа у него была темная и загрубевшая от солнца. Руки выдавали в нем рабочего – с навечно въевшимися грязью и маслом. Под ногтями чернела грязь.
– Похоже, вы няня Ингландов.
– Да.
– А остальных потеряли?
– Нет, сэр, – ответила я, не сразу сообразив, что он шутит.
– Только не зовите меня «сэром». Это ни к чему, – усмехнулся он.
Я подхватила Чарли на руки и холодно распрощалась с разговорчивым мужчиной. Месса закончилась, и прихожане выходили из церкви на улицу. Карету Ингландов подвез к забору Бродли, их кучер – крепкий старый йоркширец. Он сидел на козлах и, что-то пережевывая, рассеянно глядел на дорогу.