Хочу – Могу – Должен. Опыт общественной автобиографии личности. Валентин Толстых

распахнутостью. Отрадно и твое мнение, и мнение людей, прочитавших книгу. Это – уже награда, и поэтому письмо оставляет впечатление скорее радостное, чем грустное». Он имел в виду, что до сих пор никто, даже из тех, кому поэма понравилась (Юрий Левитанский, Григорий Поженян и другие), тоже не смогли ему помочь. Заранее предупредив Лёву, что не очень «дееспособен» в делах «проталкивания» рукописей, я тоже ему не помог, и он меня понял, сказав, что ценит само мое «побуждение к действию». Поэма все-таки была опубликована, её знают во многих странах мира, как и рассказы Рожецкина об Одессе и о войне. По состоянию здоровья он вынужден был переехать в Израиль, где и умер в сентябре 2002 года.

      Наша студенческая и комсомольская юность была «самостийным миром», вобрав в себя все противоречия окружающего нас реального мира, разумеется, по-своему проявляя и объясняя их. Говорю об этом, чтобы у читателя моих воспоминаний не сложилось мнение, что жилось нам, студентам в 40-х и начале 50-х годов, достаточно сытно, гладко, безмятежно, в то время как жизнь была насыщена событиями-перепадами, вроде той же борьбы с космополитизмом, смысл которой нам тогда трактовали, но воспринимали мы подобные события по-своему и по-разному. Скажем, я увидел в этом реакцию на излишества «европоцентризма», как проявление недооценки достижений российской и советской действительности, а кто-то увидел в этом «антисемитские выпады» (ссылаясь на такой раздражитель, как появление государства Израиль). В Одессе подобные настроения, семитские и антисемитские, периодически возникали, проявлялись, и в основном в обывательской, несерьёзной форме. В студенческом варианте выглядело примерно так (сошлюсь на совершенно конкретный случай): студентка – еврейка жаловалась, обращаясь ко мне как к комсоргу, что студенту М. преподаватель дважды уже поставил на семинаре явно не заслуженную им «двойку», подавая это так: «это потому, что он еврей». И при этом добавив к сказанному: «У нас в Одессе вообще неладно с еврейским вопросом». Будучи завзятым интернационалистом, я с присущей мне «большевистской прямотой» ответил на её вопрос вопросом: «Почему, когда «двойку» получает русский, говорят – он дурак, а если еврей – потому что он «еврей»? И ничего неладного с еврейским вопросом я тоже не вижу: в нашей группе 28 человек, из них евреев – 13. Что тут «неладного»?». Тогда, правда, еще не знал, каким было одесское население по составу: украинцы – 43 %, евреи – 41,9 %, русские – 11,4 %.

      (Чтобы не касаться этой острой и часто обсуждаемой темы дальше, выскажу свое мнение и отношение к ней, выношенное мною много лет назад. Так получилось, что 15 лет с момента рождения я прожил в Баку, притом в Арменикенде, где вперемежку жили-общались азербайджанцы и армяне; затем три года жил в Николаеве и 13 лет в Одессе – с украинцами и евреями. И когда по семейным обстоятельствам переехал в Москву, был убежденным и неисправимым интернационалистом, каковым являюсь и сейчас, больше полувека прожив в городе, где смешались и перемешались множество наций