Хочу – Могу – Должен. Опыт общественной автобиографии личности. Валентин Толстых

в силу её очевидности. Это – нужды идеологии, давно уже ставшей «цепным псом» искусства, с которым «бедняге», хочешь не хочешь, приходится считаться, с того самого момента, когда выяснилось, что искусством можно не только любоваться и наслаждаться, его можно и использовать в каких-то и чьих-то интересах и целях. Говорю об этом сейчас, полвека спустя, а тогда, когда писал свою кандидатскую диссертацию и читал лекции по эстетике будущим школьным педагогам, пытался как-то обойти этот весьма «скользкий» момент, пытаясь оправдать присутствие и участие идеологии личностным началом искусства. Поясню. Во-первых, прав был Э.В. Ильенков, советуя не уподобляться теоретикам «чистого искусства» и не искать специфику искусства в чем-то таком, что присуще лишь самому искусству и что за его пределами теряет всякий смысл. Суть ведь не в том, чтобы определить, какой способ освоения реальности лучше, каждый из них полезен и нужен, имеет преимущества, данные ему «от природы». Но остается фактом то, что ни одна область творческой деятельности человека не может соперничать с искусством в полноте и своеобразии отражения и воспроизводства богатства человеческих ощущений и восприятий, мотивов и действий, самовыражения тайн его сердца, разума и души. Алексей Толстой точно схватит и определит это всемогущество искусства в передаче вселенной человеческого Духа: «Искусство – опыт личной жизни, рассказанный в образах и ощущениях, – личный опыт, претендующий стать обобщением».

      Примерно эти размышления легли в основу замысла и плана моей кандидатской диссертации «Проблема типического в эстетике реализма». Я писал её с воодушевлением и завершил в течение года (поставив своеобразный рекорд, поскольку в большинстве случаев аспиранты других университетских кафедр завершали срок учебы, не представив готовых диссертационных текстов). Её принял к защите Совет отделения общественных наук АН УССР в Киеве, без «блата», благодаря дружескому участию в моих делах Володи Зинича, работавшего в Институте искусствоведения под началом выдающегося поэта и академика Максима Фаддеевича Рыльского. Не знаю, как удалось Володе «уговорить самого Рыльского», но для меня это была большая радость и одновременно невероятная ответственность, поскольку мою скромную работу об искусстве согласился прочитать и оценить выдающийся художник современности. Вторым оппонентом дал согласие быть молодой украинский ученый В. Антоненко. Защита прошла успешно, Рыльский публично благословил меня «на щасливу наукову долю». В середине 1956 года я был удостоен ученой степени кандидата философских наук, но диплом получил лишь через год, ибо осенью того же года получил уведомление ВАКа: приглашение на заседание комиссии по поводу утверждения моей работы, с просьбой ответить на вопросы отзыва на неё неведомого автора. Так, в самом начале вполне «счастливой научной судьбы» я получил возможность на себе лично испытать нравы того времени, и, соответственно, проверить свою волю и характер. Эту историю я уже описал