То были некие благочестивые господа, и никак иначе. Юношу, с зализанными назад волосами цвета воронова крыла и одёже подстать, выдавало лицо – благородное, надменное и бесконечно целеустремлённое, хоть и скрытое на три четверти тенью, аки полумесяц. А женщина рядом с ним: высокая и стройная, будто молодая осина; в тёмном искристом платье не по погоде, и с вуалью, скрывавшую её лицо пуще всяких там теней. Возвышалась она и над юношей, и над бургомистром, и держалась с тем исключительным величием, пред которым разве что бездушному камню под силу не склониться; да и то, только лишь потому, что камни – извечно павши ниц.
Слуги так и поступили. Грохнулись об пол как по команде, наверняка разбив себе колени в кровь. Да и я припал ещё ниже; хотя скорей под гнётом всё того же страха, нежели с почтением в сердце к знатным господам. Бургомистр же остался недвижим.
И, на поверку, это как раз-таки и смущало сильнее всего. Стоять он слишком неподвижно! Будто дерево, или статуя какая. Стоял мгновение, другое, третье… и вот на ум мне явилась жутковатая мыслишка: не иначе как бургомистр – уже мёртв! Вообразить себе нечто подобное оказалось проще простого: как всего мгновение назад ему вонзили кинжал прямо в сердце, как затих он в своей гневной тираде, как всего через миг-другой его бездыханное тело осядет на пол, и как слуги вместе с несчастным Гренно осознают наконец, что увиденное подвело финальную черту и их жалким жизням тоже!..
Но нет. Бургомистр был жив-живёхонек. Я вздрогнул, когда он неожиданно отмер и выхватил некий свиток из рук темновласого юноши. Высокие потолки библиотеки тотчас же огласились треском раздираемой в приступе гнева бумаги.
– Со всем почтением, господин бургомистр, в этом не было необходимости, – начал юноша прохладным как северные ветра тоном. – Рекомендательное письмо от…
– В бездновых глубинах видал я ваши рекомендательные письма! – прервал его градоначальник, продолжая изрывать послание в мелкие клочки. – Знаю я, кто вы. Вы – воры! Воры, что раз за разом приходите грабить мою коллекцию, мои бесценные книги!..
– Экспроприировать, – пропела будто единой лютневой струной женщина, чьё лицо скрывала вуаль. – И далеко не всю вашу коллекцию, господин, а лишь некоторые из покоящихся в ней трудов. В пользу его Высокопреосвященства, разумеется, как же иначе.
Эти слова – или, скорее, эта интонация – бургомистров пыл-то поостудила. Да и на меня подействовало. Я чуточку расслабился, а с души у меня сползла целая скала, – что никакого смертоубийства не произошло, и что не пришлось мне делаться ему свидетелем.
– Экспроприировать, – повторил я тихонечко, пробуя это непонятное слово на вкус.
Чудно́е. Речь тех, кто, как говаривал мой отец, на свет родился с серебряной ложецой во рту, – она вся вот такая