Не та, что была до Зари мира, другая. Теперь неуловимо огромная, чьи механизмы, всё такие же физические, всё такие же неумолимые, двигались теперь одновременно повсюду, где существовали механоиды. И видел их один только Часовщик в своём холодном мире, выстроенном Сотворителем в его восприятии, за светлой, серой радужкой светящихся добром и заботой глаз.
Во имя Сотворителя. Во имя живого бога, смотрящего сейчас на них всех.
Зима оставалась в покоях супруга, не желая входить к его брату и не желая с ним говорить или проверять его состояние. Передумать её заставили слуги и лекарь, покинувшие комнату. Глава личной службы, отделившись от остальных, подошла к своей госпоже, встала в почтительную позу на коленях и сообщила, что их новый господин всех отпустил, едва дав обработать себе раны.
Он отверг все подарки своего великого брата и из нужного попросил себе только скромное одеяние механика Машины Творения, на которое не имеет права. О том, что, для того чтобы принести одеяние, потребуется время, ему сообщили, и он согласился ждать.
Женщина спросила у Зимы, должны ли они его слушаться, ведь этот пришлый демон не имел права носить одеяние механика Машины Творения. Зима против решения Часовщика не пошла. Глава личной службы Часовщика отбыла выполнять приказ.
Зима же осталась недвижима. Оставлять Ювелира здесь, в личных комнатах над самим Храмом, ликровая сеть в которых была едина для всего здания, кроме Святилища, она не стала. И хотя ей передали запрет входить, она не подумала его соблюдать. Власть Часовщика как мужа и как иерофанта Сотворителя не простиралась на неё.
Ради Храма и ради народа она вошла.
Ювелир не обратил на неё внимания. Всё ещё не способный подняться на ноги, он сидел на полу, одной рукой перебирая песок в чаше, где раньше было богато насыщенное ликровое молоко, а другую держал над пламенем масляной лампы.
Пришедшая в мир молодой демонессой на самой границе Зари мира, Зима ещё застала тяготы первого бытия и понимала смысл его жестов. Поданную ему хорошую пищу Ювелир просто выплеснул на пол, а так необходимую ему энергию для регенерации получал старым, медленным и требующим огромной концентрации способом, который имел только одно преимущество – ликровое молоко может быть отравлено, но огонь отравить невозможно. Огонь – это всегда лишь огонь.
– Зачем ты вернулся? – спросила она у демона
Он не ответил ей и не повернул к ней головы. Не подумал отвлечься от своего странного занятия – перебирать плохо слушавшимися пальцами песок в чаше, из которой он выпарил воду. Просто бесцельно перебирать.
Она посмотрела на это холодно, опустив белые, словно первый снег, глаза на его потемневшие от жестоких ветров пустошей руки, на ссохшиеся от длительной жажды и голода жилы и мышцы. На сосредоточенный, исключающий её из сферы его интереса взгляд. Демонесса бросила:
– Я