Это мастерство, сидящее у него в костях, в костях в прямом смысле слова: древние демоны втирали каменную алтарную пыль, дающую телекинетическую власть над камнем, прямо в кости, предварительно прожигая плоть.
Это делала и Зима, но слишком давно, и сейчас, напрягши в ищущем, хватающемся за пустоту движении собственные пальцы, она попыталась пересилить первого из нерождённых, но алтарная пыль из её собственных костей давно уже вытеснилась регенерацией, а тело Ювелира помнило и сохранило всё.
Всего одной секундой ранее внизу, в Святилище, один из трёх оставшихся в живых еретиков достал меч, спрятанный им в длинных, просторных одеждах, и, воспользовавшись близостью иерофанта, обнажил лезвие против демона, бросившись на него.
Часовщик отдал страже знак спокойствия и встретил атаку уравновешенным, полным искреннего сострадания взглядом. Стены Храма задрожали именно в этот момент. И еретик, желавший закончить то, что не удалось их подосланному убийце, не удержался на ногах. Он упал на меч.
Расслабив чуть правившую его падение левую руку, Часовщик подошёл к телу, перевернул и, проверив пульс, вынул меч.
– Великое несчастье сейчас опустилось на нас. Потому что покинула этот мир душа праведника. Того, кто заблудился во грехах своих, но принял покаяние так полно, что лишил нас права греться у его возвысившейся души. Не стыдно Мне, – сказал он, вытащив меч из груди погибшего, – отирать кровь Своими одеждами, так как кровь эта – чистейшая из ликры, что только может быть пролита на этот святой порог.
Закончив речь, он мягко посмотрел на двоих оставшихся мужчин. Мрамор и хлеб. Один из них не поколебался, но по взгляду второго уже была видна нарастающая паника. Он находился на полпути – частично уверовал в то, что Сотворитель не хотел задуманных ими перемен, а частью испугался кары, которая последует за раскрытием их заговора.
– Ты ведёшь этот мир в пропасть вечной тьмы! В пропасть зла! – злобно крикнул он, пытаясь заглушить в груди эти бушующие чувства – благоговения и страха, оба чуждых ему, будто принадлежавших кому-то другому.
«Хлеб… – повторил про себя Часовщик, глядя внимательно на обоих еретиков лица и переводя взгляд с одного на другое, – хлеб и мрамор».
– Приведите его сыновей, – посоветовал Часовщик стражнику, – великие чудеса происходят сейчас волей Сотворителя, пусть молодые сердца причастятся им и уверуют.
Тот сразу же отбыл.
– Хочешь убить нас на глазах у детей? – со злой ухмылкой спросил один. Хлеб.
– Совсем нет, – улыбнулся Часовщик, наклонившись к уху еретика, и прошептал тихо, не оставляющим сомнения в его намерениях тоном. – Я брошу тебя и твоих троих сыновей в ямы, разделённые прутьями решетки так, чтобы вы могли видеть друг друга, и оставлю умирать от голода. Ты будешь